Невидимые бои - [70]

— Как его фамилия?

— Иванцов. Вадим Иванцов…

— Молодец. Познакомьтесь с ним поближе. Нам нужны люди из такого материала. Ну, так что же он рассказал?

— Сейчас он работает над разоблачением сложной шайки грабителей-интеллигентов. Есть в ней, по его словам, почти талантливые люди, но талант их болезненно искривлен. Есть забулдыги, но есть и такие, за которых стоит бороться. Шайка эта недавно ограбила квартиру композитора Т. Среди награбленного — импортный портативный радиоприемник типа «Зенит».

— Так. И что же?

— В прошлое воскресенье Иванцов вместо отдыха отправился к комиссионному радиомагазину на Смоленской — может быть, попадется что-нибудь. В 12 часов 25 минут к магазину подошел человек, явный иностранец, хотя, как оказалось, он неплохо говорил по-русски. Держит в руках портативный «Зенит». Подошел Иванцов, видит, приемник обшит темно-синей кожей. А тот, что пропал, был черный. Стало быть, ясно — вещь не та. Но Вадиму показалось странным — пришел человек вроде вещь продавать, спрашивают у него цену, а он только головой качает. Минут через пять подошел к нему один — одет тоже во все заграничное. Перебросились они несколькими словами, направились в соседний переулок. Иванцов — за ними. Перешел на противоположную сторону, вошел в подъезд. Подъезд темный, не видно, если из него наблюдать. Этот, что пришел; все оглядывается по сторонам, боится, чтобы его за таким делом не застукали. «Сделка» закончилась молниеносно. Пришедший взял приемник. А «продавец» вынул еще из кармана какой-то темный ящичек, видно к приемнику. Ящичек тоже отдал. И тут же они разошлись — почти разбежались — в разные стороны.

— Как? Разве он не уплатил за приемник деньги? — спросил Борисов.

— В том-то и дело, что это была не продажа, а передача. Деньгами в этой сделке и не пахло.

— Но, может быть, покупатель отдал деньги незаметно?

— Иванцов заснял фильм, Николай Михайлович. К сожалению, на ленте виден только «продавец». Им оказался второй секретарь американского посольства Корбелли. А вот «покупатель» так ни разу и не повернулся лицом к объективу, хотя бы в профиль. Все в стену смотрел.

— Иванцов описал его внешность? Проследил, куда отправился «покупатель»?

— Тут он сделал ошибку — не обратил внимания на то, что деньги не были переданы. Он счел эту подозрительную передачу обыкновенной спекуляцией, на которую так падки иные иностранцы. Поэтому он и решил, что важнее «засечь» «продавца». От магазина тот отправился прямо в посольство на улице Чайковского. А «покупатель» исчез бесследно.

— Та-ак, Владимир Васильевич. Видимо, и у вас есть способность «проникать в сущность вещей». Где сейчас кинолента этого юного дарования?

— В МУРе. Они отпечатают для нас один экземпляр. Я уже договорился.

— Вы сможете раздобыть этот фильм, чтобы я мог его посмотреть?

— Сегодня?

— Сейчас. Как только доберемся до города.

— Смогу. Позвоню Иванцову домой — у меня есть его телефон. Если он дома, он сможет организовать. В МУРе есть воскресный дежурный.

— Ну-с, так вот, уважаемый Владимир Васильевич. Сейчас мы с вами едем к ближайшему телефону. Вы разыскиваете Иванцова, он созванивается с дежурным своего МУРа. Если просмотр организовать можно, тогда вы, рассчитав время, вызываете из управления машину к прокатному пункту. Мы возвращаемся, сдаем наш великолепный «москвич» и едем смотреть иванцовский фильм.

— Но, Николай Михайлович… А как же мотыль? Высохнет ведь.

— Выполняйте, товарищ майор, — с шутливой строгостью ответил Николай Михайлович. — Высыпьте мотыля в аквариум вашего сына.

— Нельзя, Николай Михайлович. И потом — дело ведь, собственно, не в мотыле…

— А в чем?

— В вас. Доктор сказал, что вам надо минимум раз в неделю бывать на воздухе, часов по шесть — восемь кряду. Посмотрим фильм завтра?

— Я сказал: выполняйте, товарищ Владимир Васильевич.

Борисов умел облекать свои приказания в такую форму, на которую просто невозможно было обидеться. Но и не выполнить приказ было нельзя.

Подавив вздох сожаления — пропала рыбалка, — Кривонос направился к «москвичу». Через несколько минут серенькая машина, развернувшись, резво помчалась по шоссе к Москве. Николай Михайлович сосредоточенно молчал, размышляя над чем-то. В багажнике тоскливо погромыхивало пустое ведерко, взятое для рыбы. Уныло шевелились в деревянной коробочке темно-коралловые личинки мотыля. А сотни полторы окуней так и не узнали, что избегнули в тот день самой печальной участи.

В беличьем колесе

Мария Петровна Ролик слыла в своем институте эталоном добродетели. Довольно миловидная, но сдержанная и даже сухая, она напоминала собой миниатюрную счетно-аналитическую машину. Безошибочно определяла, кому следует улыбнуться при встрече, на кого нахмуриться, с кем можно две-три минуты приятно и даже остроумно поболтать, кому — сухо кивнуть головой. Дело в том, что Мария Петровна была очень близка к директору института, любившему в минуту душевной слабости пооткровенничать с молчаливой и замкнутой с виду институтской дамой.

Ролик очень дорожила своей репутацией «правильного товарища». Она добилась отчисления из института и перевода на завод серийного производства молодой, очень способной научной работницы, живой, энергичной и (что окончательно решило дело) очень привлекательной. Открытый, смелый взгляд косо поставленных глаз, искренний, жизнерадостный смех (слишком часто, по мнению Марии Петровны, раздавался он в комнате, где она сидела) Светланы располагали к себе всех. Работала Светлана вдумчиво, забирала глубоко. На ее счету уже было несколько небольших, но существенных открытий. Но главное — люди верили в ее искренность. К ней шли советоваться девушки по своим житейским — чаще всего сердечным — делам, ей поверяли свои огорчения немолодые отцы семейства. Один из них несколько лет провожал ее в метро домой, счастливый двумя десятками минут общения с этим, видимо, дорогим ему человеком. Светлана, зная, чем вызвано это робкое внимание к ней, не хотела, чтобы развивалось ненужное ей глухое чувство. Но отказать человеку в этой небольшой радости у нее не хватало духу.