Невеста Субботы - [94]

— Этот джентльмен мне неизвестен, — говорю я, не солгав. Более нелепого имени янки я отродясь не слыхала!

— Ничего, мистер Тэтли тоже не набивается к вам в приятели. Однако отношение к вашей биографии он имеет самое непосредственное, — начинает инспектор, сомкнув руки за головой.

Слов нет, как меня раздражает его поза! Как будто он полеживает на травке где-нибудь на берегу Темзы и ведет неспешную беседу. Локти торчат в стороны, и я замечаю, как сильно вытерт твид пиджака. Понятно, почему инспектор недолюбливает Джулиана, который меняет костюмы несколько раз в день. Обычная зависть.

— В пятьдесят восьмом году мистер Тэтли, начитавшись книжонок Майна Рида, отправился на поиски счастья в Луизиану — в край аллигаторов, рома и трепетных квартеронок. На паях с таким же простофилей приобрел сахарную плантацию, но прогорел — весь урожай был загублен внезапным заморозком. Прокутив остатки денег в картежных домах Нового Орлеана, мистер Тэтли подвизался на ниве журналистики и кропал статейки для газеты «Пикейн». В Новом Орлеане он и пересидел войну, потому что никак не мог определиться, на чьей он вообще стороне. Однако в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом, то ли поддавшись зову ностальгии, то ли не зная, где еще укрыться от кредиторов, отчалил на родину. В настоящее время мистер Септимус Тэтли проживает в Виндзоре, где его и отыскал один из моих агентов. Вот и весь сказ.

— При чем же здесь я?

— А при том, милейшая мисс, что в газете «Пикейн» мистер Тэтли вел криминальную хронику. В мае тысяча восемьсот шестьдесят шестого года именно ему было поручено написать статью о зверском убийстве двух плантаторов — братьев Жерара и Гийома Мерсье.

Если бы я заранее смекнула, куда он клонит, то уж как-нибудь совладала бы с мимикой и не позволила страху исказить мои черты. Но я была слишком занята выявлением недочетов в туалете инспектора, поэтому кульминация настигла меня внезапно.

— Эге, а вы помните ту историю, мисс Фариваль! По глазам вижу, что помните, — подмечает Локвуд. — В своей статье мистер Тэтли называл убийство «происшествием, превосходящим всякое понимание своей поистине дьявольской жестокостью». Быть может, вы уточните, что скрывалось за этой обтекаемой формулировкой?

Шепчу:

— Я стараюсь лишний раз не вспоминать… о той ночи.

— Разумное решение. В статье невозможно было привести подробности убийства. Иные господа, знаете ли, читают прессу поутру, за тостами с чашечкой кофе, и не следует отбивать им аппетит. Но мистер Тэтли сообщил мне все, что узнал из своих источников — от коронера и сослуживцев убитых. Братья были буквально растерзаны. У Гийома — вскрыта брюшная полость и нанесены многочисленные колотые раны в области груди. Его старшему брату располосовали горло от уха до уха. И, что немаловажно, у обоих не хватало различных… анатомических органов. У Гийома кое-чего по мужской части, но это еще объяснимо — могла быть месть за распутный образ жизни. Но вот то, что убийца сделал с Жераром, просто в голове не укладывается.

Согнувшись так, что скрипнул корсет, я вытаскиваю из-под манжеты скомканный платочек и торопливо прикладываю к губам. Рот наполняется кислой слюной, но я не могу ее сглотнуть — иначе меня вытошнит прямо на прикаминный коврик.

— Вам дурно, мисс Фариваль? — Голос инспектора звучит гулко, как будто из другого конца каменного коридора. — Позвоните служанке, пусть принесет воды. Пользуйтесь моментом, ведь в Ньюгейте, где вы вскоре окажетесь, вам ничего не принесут по звонку.

Выпрямляю спину, но платок не убираю — на всякий случай. Помимо крови там был еще и запах. Зловоние, как будто опрокинули ночной горшок. Ушло не меньше трех дней, чтобы зловоние выветрилось с моей кожи, а на то, чтобы оно покинуло мою память, понадобились годы.

…А кровь с платья так и не удалось отстирать…

— Занятно, не правда ли — повсюду, где бы вы ни появлялись, вам сопутствует смерть. Как вы можете объяснить сей факт, мисс Фариваль?

— Простым совпадением.

— Не многовато ли совпадений?

— Смерть правит повсюду, мистер Локвуд. Даже там, куда не ступала моя нога.

— Будь я ирландцем, как наш драгоценный мистер Эверетт, я счел бы вас баньши — призрачной плакальщицей, чьи стоны предвещают погибель.

— А кем вы сами меня считаете? — продолжаю я эту странную беседу.

— Той, кем вы являетесь на самом деле. Особой, чье безумие не является помехой ее изворотливости. Поверьте, на своем веку я повидал немало помешанных, которые могли бы обвести вокруг пальца всех оксфордских донов вместе взятых.

— Говорите, что хотите, — ответила я, резко пожимая плечами, словно стряхивая с себя невидимую сеть. — Но я не убивала тетю Иветт. А Жерара с Гийомом убили дезертиры, которыми тогда кишмя кишели луизианские болота.

— Ну что вы! Я не утверждаю, что братьев Мерсье убили именно вы. Даже в состоянии аффекта вы не смогли бы справиться с двумя мужчинами, да к тому же бывшими военными. Но то, что вы были чьей-то сообщницей, не подлежит сомнению. Кому вы держали плащ, о милая мисс?

Прищурившись, мистер Локвуд наклоняется ко мне поближе. Его колкий, цепкий взгляд обшаривает мой лоб, словно выискивая бугорки, которые отвечают за разные черты характера. В моем случае за лживость и склонность к насилию. Как пес, натасканный на запах хищного зверя, он нутром чует, что со мной что-то не так. Но не может истолковать, что именно. Мешают предрассудки.