Невеста-обманщица - [3]

Сэр Руперт вошел в свой дом на Баркли-сквер, вручил плащ, шляпу и трость дворецкому и спокойным холодным тоном приказал немедленно приготовить экипаж.

— Сегодня вечером во дворце я слышал от старого друга семьи, что здоровье моей бабушки оставляет желать лучшего. Полагаю, она запретила сообщать об этом, чтобы не отрывать меня от дел в палате общин, но я, естественно, сейчас же отправлюсь в поместье, — неторопливо добавил он.

— Разумеется, сэр Руперт, — ответил дворецкий. — Могу ли я осмелиться, сэр, выразить надежду, что тревога окажется ложной и вы увидите ее милость в добром здравии?

— Хотелось бы и мне на это надеяться, — сказал сэр Руперт и прошел в библиотеку.

Он подумал, что подобное объяснение его отъезда заставит замолчать тех, кто станет любопытствовать, куда это он отправился. Пройдя к столу, сэр Руперт налил себе вина. Мысль о вынужденной женитьбе не оставляла его. Интересно, где найти такую юную особу? Несмотря на свой весьма обширный опыт общения с красивыми женщинами, сэр Руперт знал не слишком много молодых девушек, из числа которых мог бы выбрать себе невесту. Может быть, Клементина поможет ему найти кого-нибудь, конечно, если у нее хватит ума воздержаться от ревности и она не посоветует проигнорировать повеление королевы. Но нет, Клементина знала не хуже него, что было поставлено на карту: пост министра иностранных дел в тридцать три года! Можно было вспомнить только Питта, который стал канцлером казначейства, когда был на десять лет моложе.

Сэр Руперт взял бокал и сделал глоток вина. Он уже хотел выйти из комнаты, когда ему на глаза попались карточки с приглашениями, разложенные на каминной полке под большим зеркалом. Их было несколько дюжин, но одна из них — большая белая карточка — привлекла его внимание.

«Граф и графиня Кардон, — прочитал он, — 16 июля в 3 часа пополудни, в Роуэнфилд-Мэнор, Роуэн».

Сэр Руперт некоторое время рассматривал карточку.

— Завтра в три часа, — произнес он вслух. — Клементина тоже будет там.

Да, леди Клементина Толмэдж будет там, как и большая часть представителей знатных семей графства. Ему легко удастся в открытую встретиться с ней в самой непринужденной обстановке. Сэр Руперт Рот вышел из библиотеки, держа приглашение в руке.

Подъездная дорога к Роуэнфилд-Мэнор была запружена экипажами всех видов и размеров.

Нерина Грей выглянула из забрызганного грязью окна экипажа, который она наняла на вокзале. У нее перехватило дыхание при виде роскошных карет. Она забилась в затхлый угол старого кеба, и на ее лице отразилось смятение. Она совсем забыла, что в этот день должен был состояться прием на открытом воздухе. Более неподходящий день для возвращения в Роуэнфилд-Мэнор выбрать было трудно.

К вечеру все будут усталыми и раздраженными. Ее неожиданный приезд в любом случае не мог никого обрадовать, но сегодня — это была просто катастрофа! Девушка поднялась, открыла крошечное окошко и обратилась к кучеру:

— Высадите меня, пожалуйста, у черного входа.

Возница приложил к уху грязные опухшие пальцы.

— Вы сказали, у черного входа? Хорошо, мисс.

Нерина опустилась на сиденье.

— Я ничего не могла поделать, я должна была уехать. У меня не было другого выхода. — Нерина произнесла это вслух и немного приободрилась.

Когда она вернулась домой в прошлый раз, тетя рассердилась, но Нерина не боялась свою тетушку Энн. Дрожать от страха ее заставлял дядя Герберт. Девушка заранее представляла себе его издевательский тон, который срывался на крик, как только она пыталась что-нибудь объяснить! Она боялась, что он снова будет перебивать ее, отметая все доводы, высмеивая ее страхи и повторяя, что она должна зарабатывать себе на жизнь и чем скорее она оставит свои капризы, тем лучше.

Нерина вспомнила, как в прошлый раз была вынуждена прямо сказать ему, почему оставила место гувернантки двух детей некоего пожилого вдовца. Вспомнила, как дядя настаивал, чтобы она во всех подробностях описала ему приставания своего работодателя. И когда, сгорая от стыда и унижения, она наконец умолкла, лорд Кардон презрительно рассмеялся и заявил, что все ее россказни — не что иное, как плод воспаленного воображения.

На этот раз будет еще хуже. И хотя Нерина и намеревалась сообщить ему минимум подробностей, она знала, что лорд Кардон сумеет вытянуть из нее признания, которых ей вовсе не хотелось делать. Она знала — знала еще с самого детства, — что он испытывает какое-то непристойное удовольствие, унижая ее. Он ненавидел ее еще с тех пор, когда она подросла настолько, чтобы уклоняться от его далеко не отеческих поцелуев перед сном. Ненавидел после того, как Нерина, рыдая, выбежала из его библиотеки одним дождливым субботним вечером. Ненавидел с тех пор, как она выросла и он больше не мог бить ее, потому что это вызывало у него садистское наслаждение.

И все же он был ее опекуном и единственным родственником. Иногда Нерина и сама не могла решить, что лучше: выносить унижения и страдать в чужих домах, где она работала гувернанткой, или вернуться в дом дяди.

Уезжая в последний раз из Роуэнфилд-Мэнор, она поклялась себе, что не вернется, что бы ей ни пришлось пережить. И вот спустя три месяца она все же вернулась. Было невозможно, совершенно невозможно оставаться в одном доме с маркизом Дроксборо. Она вспомнила его жестокие, бесстыдные глаза, которые впивались в ее лицо, руки, которые тянулись к ней, язык, которым он поминутно облизывал тонкие губы. Ей казалось, что в целом мире нет человека порочнее маркиза. Нерина выдержала целых три месяца, но наступил момент, когда она поняла, что жить так дальше невозможно.