Невеста доктора Фу Манчи - [15]

— Да, миссис Петри, ему ввели новый препарат — «654».

— Это изобретение самого доктора Картье?

— Нет, препарат «654» — открытие вашего мужа. Он создал его как раз перед самой своей болезнью.

— Но доктор Картье, конечно, знает способ его приготовления?

Ее нежный вкрадчивый голос обладал странным качеством: задавая вопросы, он как будто дотрагивался до меня острым, обжигающим лезвием, заставляя отвечать со всею искренностью, на какую я был способен. При последнем вопросе миссис Петри повернула голову и пытливо заглянула мне в глаза, и я увидел, как во мраке ее зрачков заплясали крошечные золотые огоньки.

Конечно, и на этот вопрос я мог бы ответить так же правдиво, как и на предыдущие, — сказать ей спокойно и просто, что только один Петри знает рецепт приготовления препарата и, не дай Бой, может унести его в могилу.

Однако инстинкт сострадания не позволил мне поддаться мощному напору ее вопрошающих глаз. В конце концов, почему я должен соглашаться с мыслью, что Петри обречен, и, более того, убеждать в этом его жену?

— Я не могу сказать, — соврал я, стараясь сделать это как можно естественнее.

— Может быть, рецепт находится в записях моего мужа, где-нибудь в лаборатории?

Хотя в ее голосе я не расслышал ни следа дрожи, ее тревога была несомненной.

— Я думаю, что так оно и есть, миссис Петри, — с подчеркнутой убежденностью в голосе сказал я, так как действительно верил, что рецепт препарата находится среди бумаг Петри.

Она что-то едва слышно прошептала и, поднявшись, подошла к изголовью кровати.

С этого момента для меня начались трудности. Как только миссис Петри склонилась над подушкой больного, я вспомнил приказ Найланда Смита и его слова: «Никто, ни единая душа не должна прикасаться к Петри…»

Я быстро встал, обогнул кровать и подошел к миссис Петри.

— Не прикасайтесь к нему, прошу вас! — умоляюще воскликнул я.

Она медленно выпрямилась — бесконечно медленно и грациозно: обернулась и с удивлением посмотрела на меня. Казалось, громкий звук моего голоса заставил ее очнуться.

— Почему?

— Потому что… — я секунду помедлил, лихорадочно соображая, что бы придумать, — вы можете заразиться!

— Не беспокойтесь обо мне, мистер Стерлинг. На этой стадии болезни заразиться невозможно. Меня уже предупреждала сестра Тереза.

— Но она не Господь Бог. Ради моего друга, я не позволю вам так рисковать!

Возможно, мои принципы в конце концов загонят меня в могилу; но то, что они у меня есть, я считаю великой заслугой своих родителей. Я дал мистеру Смиту слово, что ни одна душа не коснется несчастного Петри, и твердо стоял на своем. По логике вещей, не было совершенно никакой причины отказывать этой женщине в желании погладить волосы любимого мужа; более того, отказать было бы просто бесчеловечно; но, помня, с каким доверием возложил на меня миссию охранника Найланд Смит, я не мог уступить.

— Вы уверены, что я чем-нибудь рискую? — с вызовом спросила миссис Петри.

Этот вопрос не нуждался в ответе. Она отвернулась и решительно склонилась над мужем. Ее изящные томные руки уже готовы были дотронуться до плеч моего друга.

Я догадался: она собиралась поцеловать его в пересохшие губы…

ГЛАВА VIII «БЕРЕГИСЬ!..»

Когда эти томные руки цвета слоновой кости почти опустились на плечи Петри и полные красные губы почти коснулись его синих запекшихся губ, я схватил миссис Петри за талию и оттащил от кровати!

Ее гибкое и легкое как пушинка тело изогнулось в моих руках, и я принужден был напрячь все силы, чтобы не позволить ей коснуться доктора. Кошачьим движением она выгнула спину и заглянула в мои глаза удивленно и властно, как застигнутая врасплох королева.

Долгий нескончаемый миг мы неподвижно смотрели друг на друга. Внезапно меховая накидка с шуршанием пала на пол и обнажила ее матовые плечи и полуоткрытую грудь.

Мои руки держали ее за талию, мои мысли лихорадочно искали слова извинения за очевидную бестактность. Но она опередила меня:

— Зачем вы сделали это? Чтобы… спасти меня от инфекции?

Спасительная подсказка! Я принял ее с благодарностью.

— Конечно! Я же предупреждал, что не позволю вам к нему прикасаться, — с напускной самоуверенностью ответил я.

Она смотрела на меня, оставаясь в горячем плену моих рук. Сверкающий взгляд из-под воздушной вуали властно и трепетно погружался в глубину моего сердца, словно жадный до нектара хоботок насекомого. Наконец он коснулся темного дна! Омерзительное желание поднялось во мне, и толчками кровь разнесла его по всему телу. Никогда я не был так близок к падению, как в эти секунды! С ужасом я осознавал себя пленником низкой похоти; вихрем пронесся поток гнусных фантазий: то казалось, что она предлагает мне свои губы, то, наоборот, умоляет отклонить предложение. Легким движением стана, таким легким, что оно могло показаться случайным, она как бы пригласила меня приласкать ее.

Господи, что же произошло со мной! Я, в чьей крови течет кровь добропорядочных пуритан; я, старый друг бедного Петри, сейчас, рядом с его изголовьем, вдруг грязно возжелал тела его жены!

А как же Флоретта? Удивительная красота ее? Флоретта, с которой я расстался не далее как вчера и о которой я столько мечтал? И вот здесь, сейчас, я стою и борюсь с собой против внезапного преступного желания к жене своего лучшего друга, желания столь дикого, что оно угрожает поглотить в своей зловонной жиже все — и честь, и Дружбу, и любовь!