Неведомые земли. Том 2 - [78]
Другие более ранние, а также и современные попытки объясняются значительно правдоподобнее, чем не очень удачная гипотеза Миллера. Риттер искал «стену Гога и Магога» на Тянь-Шане,[39] Рейно — на Алтае или на Урале,[40] Пешель — «несколько восточнее Сыр-Дарьи».[41] Но во всех этих районах никогда не было пограничных стен, да они и не были там нужны. Однако великий путешественник марроканец Ибн-Батутта еще в XIV в. утверждал, что Саллам, безусловно, побывал у Великой Китайской стены.[42] К аналогичным выводам приходит и переводчик путевых записей Саллама, выдающийся [190] голландский арабист де Гуе,[43] хотя он скорее склонен считать, что переводчик халифа побывал не у самой Великой Китайской стены, а у Нефритовых Ворот, то есть у Юймыньского прохода.
Как разобраться в этой путанице различных толкований? Попробуем найти отправные пункты, позволяющие твердо ориентироваться при дальнейших рассуждениях!
Прежде всего следует подчеркнуть, что представляется неоправданным какое-либо недоверие к путевым записям Саддама, которым присущ весьма трезвый взгляд на вещи и отсутствие каких бы то ни было вымыслов. Когда толкование источника представляет трудности, всегда находятся исследователи, которые ищут спасения в самом простом средстве — объявить все вымыслом. Такой способ расправляться с древними, трудно поддающимися объяснению источниками очень удобен, но и чрезвычайно опасен, а поэтому к нему не следовало бы прибегать без веских на то оснований. Что же касается рассматриваемого здесь случая, то уже Пешель считал, что Саллам привез на родину «богатый набор сказок».[44] Маркварт еще резче отзывается о «россказнях Саллама Переводчика»,[45] и ему вторит Миллер. Последний полагает, что «этот мошенник Саллам»[46] не мог сообщить ничего интересного о стране башкиров, в которой он, по мнению Миллера, побывал, а потому просто наплел халифу небылиц:
«Не смея вернуться без всяких результатов, он пустился в измышления, которые Идриси счел подлинной правдой и включил в свою карту».[47]
Такое толкование представляет собой, на взгляд автора этих строк, типичное применение метода «что не укладывается в схему, отбрасывается прочь»: раз имеющееся описание полностью противоречит сложившемуся у меня предвзятому мнению о ходе и целях путешествия, значит, само это описание — плод фантазии.
Автор не видит никаких оснований сомневаться в правдивости отчета Саллама. Ведь Переводчика сопровождало значительное число людей, и хотя многие из них погибли в пути, все же 14 человек возвратилось в Самарру. Было бы крайне легкомысленно, более того, глупо при таком количестве свидетелей преподносить халифу наглую ложь, разоблачение которой, наверняка, не заставило бы себя ждать. К тому же опыт показывает, что вымышленные описания путешествий никогда не бывают выдержаны в таком деловом, трезвом и отнюдь не бьющем на сенсацию тоне, каким, бесспорно, отличается рассказ Саллама. В нем нет ни одного увлекательного приключения и ни одной, из столь популярных в те времена легенд. Ни разу не преувеличиваются тяготы [191] и страдания, не превозносятся героические подвиги путешественников, и даже о самой стене сообщаются лишь довольно скудные сведения. Рассказ явно не расцвечен поэтическими вымыслами, зато в нем содержится ряд деталей, которые не могли быть придуманы, так как прекрасно согласуются с некоторыми фактами, относящимися к тому же периоду. Высказанное нами положение заслуживает более подробного рассмотрения.
Поскольку путешествие через устье Волги отняло 16 месяцев, а обратный путь через Хорасан и Самарканд — лишь 12 месяцев, можно a priori утверждать, что до стены Саллам добирался окольными путями, а возвращался более прямой дорогой. В этом случае конечный пункт путешествия следовало бы искать примерно к северо-востоку от Месопотамии — в 8 месяцах пути за Самаркандом.
Из путевых записей с очевидностью вытекает, что «стена», у которой побывал Саллам, принадлежала сильному в военном отношении и, видимо, богатому государству с четкой организацией управления и хорошим административным аппаратом. Описание ворот в стене, украшенных железными и медными полосами, не вяжется с бытом таких бедных народностей, какими были башкиры и другие кочевые племена. А поскольку стена явно служила для защиты от набегов кочевников, то и по этой причине никак нельзя искать ее, как делает Миллер, в районах расселения кочевых племен.
Ход рассуждений все ближе подводит нас к самому крупному и известному сооружению такого рода — к Великой Китайской стене. Такое предположение отлично согласуется с тем, что Саллам проезжал через Самарканд. Но не противоречит ли нашей гипотезе странный маршрут через Итиль, избранный по пути к стене? Думается, что такого противоречия не окажется, если мы примем во внимание следующие обстоятельства.
