Неуязвимый (в сокращении) - [16]

Мы поженились 26 июля 1997 года в Эдинбурге, в центре для торжеств, расположенном у горы под названием Трон Артура. День был дождливый, младенцы плакали, пел я из рук вон плохо, хоть и лучше моего отца и шафера, Алистера, который был с нами, когда сошла лавина, а теперь норовил перецеловать всех подружек невесты — ему это занятие нравилось, а вот его девушке не очень. Свадебный торт наш изображал покрытую снегом гору с двумя фигурками альпинистов внизу. Когда мы стали его разрезать, у моей фигурки отвалилась голова. Несуеверная Анна забросила ее в рот и съела.

После продлившейся всю ночь гулянки с танцами мы с Анной решили пешком вернуться в наш отель. Пока мы шли по пустынным улицам, мне казалось, что я женился на самой прекрасной девушке в мире. На Анне было платье с открытой спиной, и, когда я заметил бугорок, образовавшийся в том месте, где у нее был сломан позвоночник, я едва сдержал слезы. То был, вне всяких сомнений, лучший день моей жизни.

На медовый месяц мы отправились в Венецию, вернее, мы пробыли в Венеции первые два дня медового месяца. До Доломитовых Альп оттуда можно было доехать всего за пару часов, так что остаток месяца мы провели, лазая по горам. Начали мы с отеля пятизвездочного, а потом покатились вниз: четыре звезды, три, две, одна и, наконец, горный приют — после чего оказались в моей двухместной палатке. Даже самый лучший отель не может ничего противопоставить виду, который открывается из палатки, стоящей на полпути к вершине какой-нибудь дальней горы. Правда, мы старались ставить палатку так, чтобы ее не было видно отовсюду — как-никак, это же наш медовый месяц!

Поженившись, мы с Анной постарались перестроить свою профессиональную жизнь так, чтобы хоть на какое-то время оказываться в одном и том же месте. В 1988 году я получил звание майора и кабинетную работу в Лондоне. Работа оказалась достаточно интересной, однако волнующего в ней было мало. Я ходил в штатском, перепахивал гору документов, а в мундир облачался лишь по особым случаям. Чтобы держать себя в форме, я пробегал марафонские дистанции и был счастлив, когда мой начальник отпустил меня на месяц — поучаствовать в восхождении на гору Мак-Кинли на Аляске.

В январе 2000 года я ухватился за возможность проработать полгода военным наблюдателем при частях ООН в тропической Западной Африке. Как и все британские офицеры, работавшие в войсках ООН, я прошел недельный инструктаж, узнал все необходимое о стране, в которую мне предстояло попасть: о Сьерра-Леоне. Я и не подозревал, насколько мне пригодится там мастерство горного инструктора.

Миссия мира в Сьерра-Леоне

Сразу за границей Фритауна, столицы Сьерра-Леоне, расположен пляж, именуемый «Река номер два»: пальмы, ослепительно белый песок. Выглядит этот пляж столь идиллически, что на нем даже снимали рекламный ролик «Баунти» — «Райское наслаждение». Тем не менее всего в двадцати метрах от него стоит реабилитационный центр для детей, которым пришлось послужить в солдатах. Тела их покрыты жуткими шрамами — мало того что они получали боевые ранения, еще и командиры клеймили детей, точно скот. О душевных шрамах можно только догадываться.

Вдоль атлантического побережья на сотни километров — пустынные песчаные пляжи да мангровые болота, прерываемые только заливом Сьерра-Леоне. Это вторая по величине естественная гавань в мире, уступающая только сиднейской. Фритаун стоит на южном ее берегу. Этот город называли некогда Афинами Западной Африки, и, несмотря на годы боев, он все еще кажется прекрасным, во всяком случае издали. Поросшие пышной зеленью округлые холмы вокруг него усеяны роскошными белыми виллами. В колониальные дни на веранде одной из них сидел и писал «Суть дела» Грэм Грин. Увы, спустя пятьдесят лет позволить себе жить в этих домах могут лишь командиры повстанцев, сколотившие себе состояния на контрабанде алмазов и грабежах.

Страна эта по африканским меркам довольно мала. С севера и востока к ней примыкает Гвинея, с юга — истерзанная войнами Либерия. Название свое, означающее «Львиные горы», она получила от португальских мореплавателей, услышавших рев тропических гроз в береговых холмах. Впрочем, Сьерра-Леоне не так уж и гориста, а львы давно покинули эту страну, распуганные гражданской войной.

Прежде чем оставить Соединенное Королевство, я прошел недельный инструктаж, посвященный главным образом риску, с которым сопряжены жизнь и работа в Сьерра-Леоне. На первый взгляд, по африканским меркам, это страна благополучная. Она не страдает ни от наводнений, как Мозамбик, ни от засух, как Эфиопия, ни от религиозных конфликтов, как Алжир, ни от этнических, как Руанда. По сути дела, до 1990 года Сьерра-Леоне была процветающей страной, экспортером сельскохозяйственной продукции, с развитой горнодобывающей промышленностью. После указанного года она, по данным ООН, сползла в самый низ Индекса развития человеческого потенциала. Когда я прибыл в Сьерра-Леоне, она была официально признана беднейшей страной мира, оспаривая эту сомнительную честь лишь у Афганистана. В 2000 году средняя годовая заработная плата составляла здесь менее 100 долларов на человека, а на территории, контролируемой Объединенным революционным фронтом (ОРФ), средняя продолжительность жизни мужчины составляла двадцать шесть лет. Половина четырехмиллионного населения страны — это, по сути дела, беженцы либо рабы. Большинство военнослужащих в этом регионе ВИЧ-инфицированы, но, поскольку ожидается, что они погибнут в бою молодыми, это никого особенно не волнует. А малярия убивает здесь больше людей, чем СПИД.