Неуязвимый (в сокращении) - [18]

У каждого из входивших в состав МООСЛ представителей разных национальностей имелись, похоже, свои представления о рабочей неделе. Европейцы предпочитали отдыхать по воскресеньям, мусульмане — по пятницам. Каждый имел право отмечать главный праздник своей страны, причем создавалось впечатление, что во многих странах такие праздники случаются раз в месяц. И почти все уверяли, что сиеста — это неотъемлемая часть их культуры.

Памятным событием первой моей недели стал экзамен на право вождения автомобиля, который мне пришлось сдавать в миссии. Движение на дорогах практически отсутствовало, однако мой инструктор, ямаец по имени Тревор, все же посоветовал мне вести себя крайне осторожно: «Если поблизости люди, никогда не ведите машину со скоростью большей, чем скорость пешехода». Я спросил почему. Он объяснил, что сбитому машиной ООН местному жителю выплачивается сто долларов компенсации и, похоже, получить их норовит едва ли не половина населения страны. Местные жители приобрели неприятную привычку бросаться наперерез машине ООН — или загонять под нее какого-нибудь своего пожилого родственника в надежде добыть награду. Жизнь человека в Сьерра-Леоне стоит дешево.

Фритаун выглядел хаотичным, но дружелюбным, жители его были настроены оптимистически и питали надежду, что ООН принесет им продолжительный мир и процветание. Улицы кишели торговцами, школы были переполнены хорошо одетыми учениками. Однако относительное благополучие Фритауна было лишь видимостью — за ней скрывалась мрачная реальность жизни страны, особенно мрачной была она на территориях, контролируемых ОРФ.

Под контролем повстанцев все еще пребывали две трети территории Сьерра-Леоне. Военный штаб их находился в Макени, в северной провинции страны. Меня прикомандировали к корпусу военных наблюдателей ООН, базировавшемуся в Макени. Мы не имели права носить оружие, — собственно говоря, отсутствие его было лучшим нашим средством самообороны. Я потерял счет случаям, когда солдаты ОРФ подвергали меня обыску под дулом автомата. Если бы я открыто носил оружие, они сочли бы меня врагом, если бы я носил его тайно — приняли бы за шпиона. Я снял с формы все британские армейские значки: они лишь привлекли бы ко мне ненужное внимание.

В Макени меня доставили еженедельным воздушным рейсом — час полета на стареньком русском вертолете МИ-8. Мы приземлились на футбольном поле соседнего города Магбурака, где я и познакомился с другими офицерами из группы наблюдателей.

Здесь, вдали от побережья, жара стояла куда более гнетущая. Выйдя из вертолета, я ощутил порыв горячего ветра. Поначалу я принял его за выхлоп вертолетного двигателя, но вскоре понял, что это просто нормальная для здешних мест температура. Даже усилий, которые потребовались, чтобы вытащить из вертолета мои сумки, хватило, чтобы одежда на мне промокла от пота. Я запрыгнул в джип, за рулем которого сидел Мустафа, офицер-египтянин. Он поднял стекла на окнах, включил кондиционер, вставил в стереопроигрыватель машины альбом Мадонны «Как девственница» и закурил сигарету. У посадочной площадки вертолета собралась группа ребятишек, чтобы поглазеть на его еженедельное приземление. Меня подивило, что Мустафа покатил прямо на них, громко гудя, — мальчишки бросились врассыпную.

Дорога, соединяющая Магбурака с Макени, оказалась на удивление хорошим гудронным шоссе. Построенное в 1950-х годах, оно долгое время почти не использовалось и потому так хорошо сохранилось. Несмотря на попадавшиеся временами ухабы, мы летели по этой узкой дороге на скорости 110 километров в час, едва не сбивая местных тяжело нагруженных жителей, двигавшихся пешком или на велосипедах. Такое неуважение к ним показалось мне вызывающим, тем более что, нагоняя их, Мустафа громко сигналил. Сделав вид, что меня укачивает, я попросил Мустафу сбавить скорость.

— Тут все ездят так быстро? — спросил я.

— Нет. Другие ездят гораздо быстрее, однако и я понемногу осваиваюсь.

В тот день я решил, что, когда мне доведется водить машину, ездить я буду медленно, открыв окна и непременно здороваясь с каждым встречным.

Мы миновали несколько блокпостов, установленных скучающими на вид повстанцами, которые просто махали нам руками, пропуская.

На последнем перед Макени блокпосту я решил, что мне изменило зрение.

— Там что, действительно стоял шимпанзе?

— Да, — ответил Мустафа.

— И держал в руках «Калашникова»?

— Да.

— А стрелять он умеет?

— Не знаю — у нас же, если помните, прекращение огня, — без тени иронии ответил Мустафа.

Несколько дней спустя я посетил этот блокпост и снова увидел там шимпанзе. Правда, на сей раз оружие он отложил в сторону, чтобы выкурить сигарету. Увидев, что я приближаюсь, шимпанзе схватил автомат и зарычал на меня.

— Вы не понравились старшему сержанту, — крикнул мне командир блокпоста. — Патронов у него нет, но заколоть вас он может.

К автомату шимпанзе был примкнут штык.

Когда я увидел этого шимпанзе в следующий раз, тот курил сигарету с марихуаной. Я так и не выяснил, умеет ли он стрелять.

Наша группа размещалась в обнесенном стеной вре́менном лагере на окраине Макени. На одном его краю находилось длинное одноэтажное здание, фасад которого глядел на шоссе, на другом — два строения поменьше. Джипы ООН стояли между зданиями, укрытые от любопытных глаз. По другую от лагеря сторону шоссе располагался колодец, который приходилось раз в неделю пополнять водой.