Неугасимый огонь - [126]

— Здоровья тебе, почтенный Книжник Эфрахим! — раздался приятный низкий голос.

В шатёр вошёл тучный бородатый муж средних лет.

«Здоровье сейчас совсем не помешало бы», — подумал Эфраим.

— Прошу тебя, ни о чём не беспокойся, — сказал толстяк, — у меня, Иуды бен Йахув-Бела, ты в полной безопасности.

— Что же… — Эфраим говорил через боль, — вчера произошло не так, почтенный?

— Ты обратился к нашим князьям, почтенный Эфрахим, с опасными речами. Они кормятся с меча ремту, и, судя по всему, сочли тебя подсылом Дома Маат.

Иуда улыбнулся и добавил:

— Хотя я счёл эти речи не столько опасными, сколько восторженно-безумными. Простым же воинам вскипятило кровь упоминание о твоей службе у Прòклятого Алесанраса, отправившего много наших воинов на Пустоши в царство Девы Шеоль. Ну и… Непочтителен ты к нашим богам, Книжник.

— Но почему меня сочли подсылом? — поморщившись, Эфраим попытался приподняться на локте.

— Нет-нет. Не вставай. Ты предвещал бедствия нашему народу и призывал нас покинуть Страну Реки. Призывал выступить против ремту. Некоторым ремту не нравится, что нам позволено жить своим обычаем. Они хотели бы принудить нас отказаться от него или удалиться в Ханаан. Для этого удобным поводом стало бы недовольство среди хабиру и бунт. Потому, не удивляйся, почтеннейший, тому, как поступили с тобой братья мои.

— Ты спас меня, почтенный Иуда?

— Не совсем. Вмешались мадаи, охранители порядка. После я забрал тебя в свой шатёр.

— Зачем?

— Разве милосердие к ближнему уже настолько не в цене, что ты не счёл достаточной эту причину? — улыбнулся Иуда.

— Прости меня, — потупил взор Эфраим.

— Дочь моя, принеси нам поесть, — повернулся к девушке Иуда.

Она вышла из шатра, но скоро вернулась с двумя вместительными дымящимися чашками.

— Раздели со мной скромную трапезу, почтенный Эфрахим, — пригласил Иуда.

Девушка помогла Эфраиму сесть, подложила за спину подушки. «Купец» счёл своим долгом отметить выдающиеся достоинства девушки, та зарделась и убежала, а хозяин благодушно пригладил свою бороду.

— Отрада очей моих. Скоро покинет меня, уже и жениха присмотрел.

— Немногие невесты сравнятся с ней своей красотой, — польстил ему Эфраим.

— Красивое платье утешит любую дурнушку, — усмехнулся Иуда, — скажи, почтеннейший, много ли ещё у тебя этой поистине волшебной ткани, что посрамит тончайший лен ремту?

Эфраим подавил усмешку.

«Стало быть, лишь милосердие к ближнему?»

— Достаточно, достойнейший Иуда, вполне достаточно.

Однако он ошибся. Корысть приютившего его хабиру заключалась вовсе не в тряпках. Следующий вопрос Иуды заставил его насторожиться.

— По тебе видно, почтеннейший, что ты хорошо знаешь, с какой стороны берутся за меч и тяжесть брони тебе знакома.

— Так и есть, — подтвердил Эфраим, — по правде сказать, купцом я стал совсем недавно.

— Верно у царя Алесанраса, о котором говорят, будто он явился в грозовой туче, воинов больше, нежели мужей, понимающих в благородном искусстве торговли? — подмигнул Иуда.

— Что ж, ты не далёк от истины, — кивнул Эфраим, — но я не возьму в толк, к чему ты клонишь?

— Ходят слухи, будто бы царь Алесанрас нуждается в некоторых товарах. И не может продать медь, которой богат Алаши.

— Болтают всякое, — осторожно проговорил Эфраим.

— Говорят, будто разбойные угаритяне не пропускают на север корабли честных купцов.

— Тоже слышал о таком, — подтвердил «купец».

— Поистине, боги лишили их разума, ведь они наносят ущерб сами себе, — сказал Иуда.

Эфраим, соглашаясь, покивал, покривил губы. Действительно, какие глупцы угаритяне.

— Царь Архальбу слишком боится ремту, а те придумали наказать Александра за нападение на своих слуг критян и попытку захвата Родоса, который вы называете Малым Иси.

— Я слышал, царь Архальбу боится ремту лишь на словах, — улыбнулся Иуда, — многие его люди готовы торговать с Алесанрасом. Кроме того всегда найдутся смелые мужи, которые не испугаются ни ремту, ни пиратов-кефтиу, ни самой Девы Шеоль. Если бы Алесанрас обратился к ним…

— Что же мешает ему? — спросил Эфраим.

— Полагаю, он даже не слышал о них, — вздохнул Иуда, — а ведь они могли бы снабдить его оловом и скупить медь, да и сами не остались бы в накладе. За пару локонов Священного Йаху до сезона штормов можно успеть хорошо обернуться.

Эфраим задумался.

— Эти люди должны быть поистине бесстрашными. Идти против ремту опасно.

— Кто убоится вод, пусть сидит на берегу.

— Но и на берегу небезопасно, — покачал головой Эфраим, — у Дома Маат повсюду глаза и уши. Боюсь, те, кто поможет храбрым мореходам, могут быть обвинены в измене. Более того, даже братья от них отрекутся.

— Как знать, как знать…

Некоторое время они молчали. Иуда налил себе и гостю вина. Отпил немного, покатал во рту языком и, несколько понизив голос, заговорил:

— Мой младший брат Иосаф — не последний человек в Доме Маат. Для наших он отступник, изменник. Он даже принял имя ремту и нашего почтенного отца вместо честнòго погребения в саване, ибо сказано: «прах к праху», набальзамировал селитрой, содой и миррой, да запихал сушёное тело в Неб-Анх, упокоив в гробнице.

Он степенно обтёр ладонью усы и бороду. Продолжил:

— Но я его не осуждаю. Он стал воистину высокородным ремту, а наши князья, в том числе — брат мой Равахим, лишь пытаются казаться таковыми. Они окружают себя роскошью в жалких палатках, увешиваются золотыми побрякушками и оружием ремту. Но всё равно выглядят жалко. И Дети Реки смеются над ними. Бесстыдно говорят, что «князь хабиру может ездить на боевой колеснице в нашем платье и священном золоте, жить в Уасите, иметь наложниц, и при этом драть овцу».