Неугасимые зарницы - [35]

Сергей не заметил, когда сосед уснул, а может, просто умолк, вспоминая что-то далекое.

За окном яростно бушевала гроза, тоскливо шумели ели, грохотал камнями горный поток.

«Не завидую тем, кто сейчас в дороге, — подумал Сергей и вспомнил товарищей по автопарку. — Завтра же с утра напишу им письмо».

Пожалел, что не может написать и Мирославу Василику. Забыл взять у него адрес. Но разве ему тогда до адреса было? Пришел он в себя только на солдатском кладбище. Забрался на самую вершину горы, глянул вокруг, и собственные неурядицы показались такими мелкими, ничтожными, что даже стыдно стало. Пришла уверенность, что все, как говорил редактор, прояснится.

И прояснилось. Все неприятности теперь позади. Впереди — блаженство, отдых.

Засыпая, снова вспомнил Мирослава: «Как он сказал?.. «Когда берешь пассажира, то берешь и его багаж...» А я вышел из автобуса, а свой багаж — свои хлопоты — оставил Мирославу. Завтра нужно забрать... Обязательно...»

Сергею казалось, что он только что сомкнул глаза, а уже пора вставать.

— Подъем! Подъем! — басил сосед по палате. Еще стройный, мускулистый, он стоял перед открытым окном и делал зарядку.

На небе ни одной тучки. Словно гроза и ливень приснились Сергею. Он не спешил вставать. Смотрел в окно любуясь голубым небом, далекими горными перевалами, прислушивался к разноголосому птичьему щебету.

В палату вошла дежурная сестра:

— Вы, больной, вчера вечером прибыли?

Начался осмотр, хождение по врачам...

Сергей все беспокойнее посматривал на часы. Наконец перед обедом выдалось свободное время. Наспех одевшись, он заторопился к воротам санатория.

— Куда это вы? — окликнула его во дворе сестра.

— Я должен встретить автобус из Львова. Вчера я ехал этим автобусом и забыл свой багаж... Нужно забрать.

Шепиль чуть ли не бегом спустился по крутому склону. Еще издали услышал шум Латорицы. Сегодня после дождя вода, пенистая и мутная, бушевала во всю свою силу, кипела, выблескивала под солнцем, словно тысячи быстрых, как молния, форелей.

Вдруг тишину пронзила знакомая сирена.

Сергей напрямик бросился к трассе. Из-за поворота вынырнул красный автобус. Ветровое стекло блестело в лучах солнца, и трудно было разглядеть, кто сидит за рулем. Но Шепилю казалось, что он отчетливо видит и форменную фуражку, и улыбку на обветренном лице Мирослава.

На этот раз Сергей не поднял руку. Он хорошо знал как тяжело останавливать машину на такой большой скорости, да еще на крутизне. К тому же Василик сегодня, наверное, опаздывает: не может быть, чтобы ночной ливень не натворил бед на трассе. Так что не следует задерживать человека. Пусть только увидит, убедится, что с его пассажиром все в порядке.

Однако автобус сбавил ход. Остановился. Из кабины высунулся Мирослав:

— Ну, друже, порядок?!

— Порядок.

Вот и весь разговор о вчерашних хлопотах. Да и что говорить о том, что миновало, как выбоина на дороге.

— Не размыло трассу? — спросил Шепиль.

— Там, за перевалом, дождя не было, а долину здорово прихватило. Ну, будь здоров, дружище. Молодчина, что вышел...

Автобус тронулся и вскоре исчез за поворотом.

Сергей не спешил возвращаться в санаторий. Еще чего-то ждал. И дождался.

Где-то далеко внизу зазвучала знакомая сирена.

Сергей слушал ее, словно чарующую музыку органа.

Живая трембита

От Ужгорода автобус мчался зеленым межгорьем к Яремче — вез туристов-«дикарей».

Семья Петриков села в автобус в Хусте, где у них была двухдневная остановка. Теперь собирались задержаться в Рахове и Ясинях. Так спланировали свой путь еще дома. Однако, миновав Виноградово, утомленный дорогой пятнадцатилетний сын Лесь неожиданно заупрямился, захотел ехать прямо до Яремчи. Уставшая и всегда стремившаяся к миру в семье Ксения Ивановна поддержала его. Отец был недоволен: он не любил, когда «семь пятниц на неделе». Но, чтобы не ссориться с женой и сыном, дал в конце концов свое согласие.

Все трое ехали молча. Каждый чувствовал себя обиженным. Дорога казалась скучной, утомительной.

Где-то на перегоне между Хустом и Буштиной на обочине дороги увидели пожилого гуцула. Он был в черной шляпе с пером, в шерстяной безрукавке, с увесистой палкой в правой руке и пустым мешком за плечами. Водитель сбавил скорость, открыл дверь.

— Гей, вуечку![2] — крикнул шофер, узнав Чеслава Трепету из Рахова. — Пожалейте ноги. Садитесь.

Гуцул не стал отказываться, но и не поблагодарил водителя. А за что он должен его благодарить? За то, что проедется с туристами? Какая невидаль... Наездился со всякими. На этой трассе Трепету знают почти все шоферы, и он мог с любым из них добраться до дома.

— Здоровеньки будьте, людоньки! — учтиво поздоровался старик, войдя в автобус и снимая с белой головы шляпу.

Туристы с удивлением посмотрели на него.

— Садитесь, вуечку, сюда, — сказал водитель и подал Трепете раскладное креслице.

— Ты мог бы меня и не сажать, — недовольно проворчал старик. — Пусть бы я шел пешком. Может, мне поговорить с собою нужно было...

Лесь прислушивался к каждому слову гуцула. От нового пассажира веяло мудрым спокойствием и достоинством.

Какое-то время водитель молча вел автобус по ухабистому участку дороги. Выехав на асфальт, спросил: