Неучтенный фактор - [30]

Подруга была сильно навеселе и отчаянно ругалась – на нее, на свой театр, на подлых конкурентов и на злодеев-режиссеров. И вообще, на всю страну и на весь мир… Это была очень красивая породистая брюнетка, постоянно экзальтированная и ужасно странная в повседневной жизни. Если это кому-то интересно, можно еще добавить, что в младенчестве будущую актрису крестили как Марфу, а по документам она являлась Мартой (что в принципе одно и то же). На сцене она выступала совсем под другим именем. Норма считала, что актриса выбрала ее в подруги преимущественно из стремления к оригинальности, заглушая свой страх перед ней всеми доступными средствами. Норма, к сожалению, и тут была права. Но бесконечные гневные тирады успокоили ее и даже немного рассмешили, за что она в общем-то осталась благодарна подруге.

* * *

«Когда же дождь?» – томился Ванька, девятнадатилетний бывший студент, бессмысленно уставившись в невыразительный прямоугольник черно-белого телевизора. Балет. А за окном притихла его родная деревня. Пасмурный день, небо, затянутое серыми тучами и липкая духота. Бархатный август иногда оборачивался таким безобразием. Как будто что-то зловещее повисло в воздухе.

Выпадают-таки в начале осени свободные дни, подобные этому – от силы два-три. Сенокос закончен, птицы – на юг, люди – в теплые дома, охота еще не объявлена, урожай чуть-чуть не поспел, поэтому лихорадки с засолкой-закваской пока нет. Родители Ивана с его младшей сестренкой, ученицей теперь уже восьмого класса, уехали в райцентр на школьный базар, заодно проведать бабушку с дедушкой. Они должны вернуться завтра, а на Ивана легла ответственность за двух коров и теленка. Ему это было не впервой.

Он любил свой просторный, прохладный дом с двумя печками в разных его концах – чтоб зимой было теплее, множеством комнат и жилой в летнее время мансардой. Типичный якутский проект. На другом конце необъятного двора, густо заросшего шелковистой травой изумрудного цвета, находился теплый хотон с отдельным двориком для сена, выгоном для телят и прямым выходом на так называемую «коровью тропу». Очень удобно. Утром надо только не полениться пройти весь обширный двор, дойти до хотона, отодвинуть там три жердочки на черном входе – и буренки, радостно мыча, по «коровьей тропе» сами устремляются на пастбище, а зимой на водопой, увлекаемые опытными товарками-лидерами. Вечером тоже обычно возвращаются сами и громко подают голос, требуя отворить им их законное жилище. Правда, иногда по какой-то причине то одна, то другая корова отстанет от толпы, и то одна, то другая хозяйка, беззлобно ругая загулявшую кормилицу, отправляет детей на велосипедах на ее поиски. Триумфальное возвращение нерадивой сопровождается долгими смешными рассказами о том, «где она была и что она делала».

Всю жизнь бы прожил Ваня вот так, в тихих, разумных заботах и неторопливом созерцании, да и родители вроде не против, только вот родня достала – «учись, учись, сколько можно коровам хвосты крутить». Может, они и правы – работы-то здесь нет, придется заниматься исключительно своей «личной фермой». Если очень сильно повезет, ему в лучшем случае светит место кочегара в котельной, ну или шофера, после соответствующих курсов. Совхозные доярки и дояры жили отдельно, как бы в пригороде (придеревне?), и два огромных, образцово-показательных, бетонных хотона-монстра, которые они обслуживали, не вызывали у Ивана никаких теплых чувств. В деревне считалось, что общественные коровы слегка сумасшедшие, а их доярки пьют как лошади, потому что получают слишком много денег.

Так вот, с образованием у Ванечки, по прозвищу Кугас (так его прозвали еще в детстве, действительно из-за природного светлого оттенка волос), случился серьезный сбой. Более-менее успешно закончив среднюю школу, он довольно легко поступил на инженерно-технический факультет госуниверситета в Туймаде. Не то чтобы его сильно привлекала профессия, просто там конкурс был самый низкий. Так было всегда. Одно место – один абитуриент. Или даже 0, 72. При этом ИТФ-шники считались, наряду с питомцами физкультурного, главными нарушителями общественного спокойствия на Сергеляхе7 – якутском студгородке, и вообще редкими экземплярами, позорящими доброе имя студента, а злые языки называли просто «иногда трезвым факультетом». Что, как Иван позже узнал на своем личном опыте, хоть и не являлось абсолютной истиной, но подбиралось к ней весьма близко. Самый престижный, исторический, куда он всегда втайне мечтал попасть, был ему заказан – никто, даже сам ректор, не смог бы помочь ему, с его аттестатом, преодолеть конкурс в 14,5 человек, из которых половина – медалисты, а другая половина – победители всяческих конкурсов и просто льготники, но все с хорошими аттестатами: ребята из многодетных семей, сироты и сержанты советской армии… А армия издали грозила Ивану здоровым красным кулаком… Он предпочел переждать в теплых стенах учебного заведения, но в глубине души всегда знал, что ЭТО его когда-нибудь настигнет. А жаль. Пусть ему и не нравилась учеба, зато было весело; правда, девчонок было на их курсе всего две, ну да не беда, зато парни подобрались отличные. Разудалые вечеринки в общагах у девчонок-филологов, походы в кабаки чисто мужской компанией, состоящей из пятнадцати одногруппников, трясучка перед экзаменами, всегда радостные приезды домой на каникулы и футбол до изнеможения с бывшими одноклассниками на соседнем лугу – теперь придется со всем этим расстаться. На два года.