Нетронутые снега - [7]

— Я давно говорил, что надо всех этих приискателей уничтожать и тогда бы никто не знал об этой золотой россыпи.

— Но почему медлит этот седой черт — глава фирмы? Когда он нас посылал сюда, говорил, что вопрос решит быстро. По-моему, уже давно пора взять эту землю на концессию. У русских громадная страна. Что им стоит даже продать такой клочок.

— Вот именно, — подхватил Дик. — Они же продали нам Аляску.

Джемс курил, глубоко затягиваясь, и ходил от стола к кровати, от кровати к столу.

— У них чертовски громадная территория, и им потребуется не меньше сотни лет, чтобы они смогли начать, осваивать Север. А в данное время, после такой ужасной революции, русским, конечно, не до Севера. Я уверен, что близок уже тот день, когда мы начнем здесь большое дело.

— Если я от этой скуки не сойду с ума и не убью тебя, то мы, конечно, будем богаты, — сказал, улыбаясь, Дик.

— Пустой ты человек. Если бы у тебя в голове мозгов было столько же, сколько войлока в твоих боксерских перчатках, ей-богу, мне бы жилось гораздо легче. Разве тебе не нравится климат этих джунглей? — и Джемс плюнул на пол.

Им обоим не нравился климат русского Севера, им не нравился снег, дикие леса и люди, населяющие эту страну, и даже солнце, которое почти не греет. Куда лучше жить там, где не бывает зимы. Но… у них есть основательные причины не покидать эту суровую страну. Они живут здесь большой надеждой на то, что настанет долгожданный день, когда им подадут сигнал. Они застолбят золотоносный район, где сейчас копаются старатели. О, тогда начнется большое дело! По контракту, который заключили перед выездом, они получат круглую сумму, как первооткрыватели. Кроме того, им обещан солидный участок на золотой россыпи.

Нет, Джемс и Дик не дураки, им известна золотая россыпь, где совсем неплохое золото, даже очень неплохое, и про это золото никто не знает. Правда, там работал один русский приискатель, но теперь его нет в живых. Когда они застолбят долину Учугэй, они утаят эту россыпь от главы фирмы. Они просто оставят ее за собой. У них будет свой золотой прииск. Золотой прииск! Только бы скорее получить сигнал.

— Как ты хочешь, а мне здесь что-то не нравится, — твердил свое Дик.

— Я всегда говорил, что у тебя хорошо работают руки и чертовски плохо работает голова, — Джемс положил на стол трубку и продолжал: — Слушай, я тебе нарисую картину из нашей будущей жизни. Как только мы застолбим местечко для нашей фирмы, мы сразу же приступим к россыпи, где работал Соловейка. Все закипит под нашими руками. Ты верь мне. Я сумею дать разгон этой чудной машине, которая делает доллары. Я сумею…

Дик, развалившись на кровати и блаженно улыбаясь, не в первый раз слушал грандиозные планы своего компаньона, они были продуманы в мельчайших деталях, и увенчивались женой и уютным коттеджем, приспособленным к суровым условиям севера.

Слушая, Дик даже пожалел своего друга: «А все же жаль мне тебя, старина, но ничего не поделаешь, уж, видно, так устроен мир! Тебя придется стукнуть. Как только мы поставим эти проклятые столбики, я тебе сразу же воткну нож в печенку и от этого стану вдвое богаче».

Джемс окончил рассказывать и задумался: «Да, Дик, уж кто, кто, а ты мне не компаньон в таком деле. Как только мы поставим последний столб на золотоносном полигоне, одна пуля из моего винчестера влетит в твой широкий затылок. Это будет чудесный выстрел! Когда пуля просверлит эту пустую голову, то тебя даже можно будет похоронить и выбить на камне: «Здесь покоится гражданин Америки, погибший от русской пули». Надпись на камне была новой мыслью Джемса, и она ему понравилась. «Так я и сделаю», — решил он окончательно.

Джемс встал, подошел к Дику и предложил:

— Давай, дружище, пропустим «огненной водички», а то у меня горло что-то совсем засохло.

Они поставили на стол алюминиевую флягу, холодную оленину и сели. Джемс налил кружки. Они чокнулись и выпили за счастье, за здоровье. Каждый пожелал друг другу долгих и счастливых лет жизни.

4

Иваном Выгодой звали другого старшинку, который со своей артелью начал работать рядом с ямами дедушки Пыха. Выгода был высокий и сгорбленный. Даже в большой шапке-малахае голова у него казалась вытянутой. Иссеченное морщинами лицо давно не видело мыла. Впалые щеки покрывала густая рыжеватая щетина. Он казался каким-то колючим и злым.

Отец Ивана был богатый аргунский казак, который цепко держался за свое хозяйство. Когда в Забайкалье наступили беспокойные дни революции, он сказал сыновьям:

— Спасать надо царя, веру, и отечество.

Он заседлал двух лучших гнедых коней и на прощание наказывал старшему сыну:

— Смотри, Иван, ухарство свое не показывай. Везде с расчетом, везде с выгодой действуй. Голову под пули не подставляй, для этого другие найдутся. А ты, — говорил отец другому сыну-офицеру, — помни, мне твоих крестов да медалей не надо, был бы сам жив. Ивана береги. Может, в штаб куда сунешься, то и братца к себе поближе пристрой, у него семья. Случись что, не приведи бог, сиротами останутся. Смотри, не забывай родительского совета.

Обнял Иван на прощание жену и ребятишек и с грустными думами поскакал вслед за братом к атаману Семенову.