Нетронутые снега - [3]

Данила Кузьмич рассказывал о том, как буран застал его с сыном в тайге.

— Дует и дует, прямо беда, шибко надоело. А у вас как золото? — вдруг спросил он.

— Золотит помаленьку. Еще одну яму бьем, приходи смотреть.

— Сходить можно, давно не был.

Охотник показал на шкуру медведя.

— Угощать медведем буду. Большой попался медведь. Только старик маленько он, — объяснил Данила Кузьмич.

— Как же ты его это, где нашел?

Охотник махнул рукой, как бы показывая, стоит ли говорить про такой пустяк. Зато он рассказал, как однажды, в начале зимы, охотясь за белкой, увидел след медведя-шатуна. От юрты было недалеко. Он вернулся за берданкой и пошел по следу, далеко в тайгу ушел, заночевал и лишь на второй день настиг зверя. Первый выстрел был неудачный. Данила Кузьмич не поверил, что мог промахнуться. Второй — тоже промах. Он удивился и подумал: не случилось ли что с ружьем. Подкараулив удобный момент, третьей пулей поразил наконец звери под левый пах. Много охотник убивал медведей, но это был единственный случай, когда пуля не брала зверя. Как видно, медведь еще осенью на большую, сильно осмоленную шерсть, катаясь по земле, намотал по нескольку слоев песку. Все это зимой смерзлось и получилась толстая, прочная корка, от которой рикошетила свинцовая пуля.

— А этого в берлоге собака нашла, — кивнул на медвежью шкуру Данила Кузьмич. — Позвал сына. Я дразнил, сын стрелял, — пусть учится. Большой жеребец лопался. Вам мяса заготовил.

Филипп Егорыч знал, что жеребцами якуты-охотники называют медведей-самцов.

— Значит, мяса нам сготовили, это хорошо. Давно мы не ели медвежатины.

— Помогать надо вам, а то совсем пропадете.

— Это верно, помогать нам надо, — согласился приискатель и поинтересовался промыслом.

Данила Кузьмич встал и прошел в угол, где висела икона.

— Во, гляди, какая попалась.

Он показал старателю шкуру большой чернобурой лисы.

— Распрочудесная, язви ее! — восхищался дедушка Пых, гладя шероховатой ладонью нежный серебристый мех, — и зачем ей такая красивая шкурка в нашем диком лесу? Вот шапку сшить — не замерз бы!..

Данила Кузьмич улыбался, тоже любуясь чернобуркой.

Мясо уже сварилось, и аромат его разносился по всей юрте.

— Давай медведя пробовать будем.

И он поставил на стол большой котелок и две миски.

— Мясо хорошее, кушай, — радушно приглашал охотник.

Мясо действительно было сочное, вкусное. Филипп Егорыч ел с большим аппетитом, а гостеприимный хозяин все подкладывал и подкладывал ему жирные куски. Сам охотник быстро срезал мясо с кости, потом расколол ее обухом охотничьего ножа, легко подхватил лезвием душистый мозг и проглотил, облизывая губы.

Потом пили густой горячий чай с сахаром. Дедушка Пых допил последнюю кружку и поблагодарил за угощение.

— Тогда я завтра своих ребят пошлю за мясом, — сказал он и стал собираться домой.

— Внучка даст, если меня не будет. Посылай ребят. Это сейчас возьми.

Данила Кузьмич подал старателю большой кусок медвежатины

2

У подошвы горы, глубоко врытая в каменистый грунт, поблескивала двумя подслеповатыми окошечками низенькая землянка. Сейчас она вся была засыпана снегом. Лишь широкая, почти квадратная дверь, утепленная старыми, потрепанными оленьими шкурами, вырисовывалась на белом бугре. Летом у подножья горы протекал бурный ручей. Он с шумом падал с камня на камень, подмывая проросшие корнями берега. Возле землянки — широкая поляна, заросшая лоснящейся на солнце травой и яркими северными цветами: красными, синими, желтыми. Воздух насыщен пряным запахом трав и мха. Необитаемым и диким кажется это место. Птица пролетает спокойно, не шарахаясь в сторону. И лишь чуткий олень, выйдя на поляну, стоит сторожко, внюхиваясь, и когда до его трепетных ноздрей доходит запах человеческого жилья, он мгновенно исчезает в зарослях. И летом и зимой землянку трудно увидеть. Она сливается со склоном, на котором торчат крупные камни, растет мелкий кустарник и репей. Путник может пройти в ста метрах и не обратить никакого внимания на этот ничем не приметный уголок тайги.

В землянке живут два человека. Что их заставило поселиться здесь? Какая судьба забросила их сюда, на далекий русский Север, на один из многочисленных притоков Комюсь-Юряха?

Невысокого, с плоским лицом, в больших роговых очках и с толстыми потрескавшимися губами, звали Джемс. За выпуклыми стеклышками беспокойно бегали узко поставленные глаза. Родился он где-то на юге Соединенных Штатов Америки в семье торговца галантереей. Торговые дела отца шли плохо, и Джемс хорошо видел, что ему никогда не получить в наследство большого капитала, не начать своего дела. Он учился в колледже и мечтал стать богатым. В свободное время сын галантерейщика с жадностью читал книги, в которых убедительно рассказывалось, как молодой человек, не имеющий и доллара в кармане, наконец, становился миллионером. Джемс был разумный парень, и он понял, что рецепта, как разбогатеть, в этих книжонках не найти.

Окончив колледж и получив диплом горного инженера, Джемс около десятка лет болтался по Америке и чуть ли не каждый год собирался в таинственную Россию на золотые прииски. Джемс был уверен, что его счастье лежит где-то там, на сказочно богатых золотых россыпях Сибири. Он даже начал изучать русский язык.