Неторопливая машина времени - [24]

Именно потому, что она не противится тому, чтобы стать более открытой, старается быть не такой подозрительной, меньше замыкается в себе, ему с каждым днем все труднее оставаться с ней. После ее решения ничего не забывать о себе, принимать себя целиком, был период покоя, но он подходит к концу вместе с последними тренировками, одновременно с приближением возможности отправиться в Путешествие. Но что делать? Вызвать кризис, дать волю состоянию смятения, которое она еще не осознает, резко поторопить едва начавшуюся эволюцию? Нет, он не хотел торопить Меланэ. Но нашелся человек, который сделал это вместо него: в один из последних дней зимы в Центре появилась Талита.

Она одержима. Ее преследуют призраки, которых Эгон не в состоянии представить, о которых он никогда ничего не узнает. Ей лет тридцать, она истощена и молчалива. О ней удалось узнать только то, что она прибыла в эту вселенную, в этот мир около месяца назад, и что на протяжении всего этого времени она добиралась до Центра.

И ее имя, разумеется, стало известно ее имя.

В Центре всегда особенно тщательно соблюдали сдержанность во всем, что касалось личной жизни, и только наиболее старые наставники знали историю Эгона. Полностью она была известна только Тенадену. Тем не менее, после нескольких дней пребывания этой Талиты в Центре, Эгон ощутил вокруг себя нечто вроде осторожного молчания, уловил сдержанность, наполненную вниманием, стремление всех окружающих оберегать его…

Всех, но не Меланэ. Меланэ уклонялась от встречи с ним.

У путешественницы были обморожены лицо и руки, что помогло Тенадену, видевшему, насколько истощена ее нервная система, убедить девушку не трогаться немедленно в путь, как она хотела. В итоге она согласилась остаться в Центре на некоторое время. И все это время она с ужасом смотрела на Эгона, когда он заходил в палату, потому что была его очередь дежурить в лазарете. Не прошло и недели, как Талита дрожащим голосом, похожим на сдерживаемый крик, попросила, чтобы ее лечением занялся другой врач.

Меланэ, очевидно, не знала, что в Центре находится очередная Талита, а если и знала, то делала вид, что ее это не интересует. Впрочем, она старательно избегала встречи с Эгоном.

Эгон часто думает о ней, о том, что она может переживать сейчас, и только эти мысли позволяют ему хоть ненадолго избавиться от обволакивающего его дурмана. Боль от шока не проходит — он не может забыть полный ужаса взгляд, которым встретила его путешественница… Это не его Талита, точно так же, как он не тот Эгон, которому предназначен этот взгляд, но это не имеет значения, он никак не может прийти в себя. Словно все рушится вокруг него, а у него нет даже сил на то, чтобы удивиться, чтобы обеспокоиться. Он не понимает, почему, но у него нет убежища, он остался беззащитным, голым, покинутым, обезоруженным.

Когда путешественница покидает Центр через десять дней, показавшихся ему вечностью, Меланэ заходит к Эгону в лазарет. Она останавливается на пороге, потому что просто не в состоянии сделать хотя бы еще один шаг, бормочет: «Мне очень жаль» и исчезает. Эгон долго не может сдвинуться с места. Потом он идет в сад, чтобы найти убежище.

Разумеется, именно этот момент выбирает Меланэ, чтобы появиться на сцене. Кто мог сказать ей, где он находится? Он не уверен, испытывает ли он гнев или благодарность — наверное, и то, и другое одновременно. Стоящая перед ним девушка несколько мгновений выдерживает его взгляд, потом резко опускается на землю у подножья соседнего дерева.

— Это была не ваша путешественница, — говорит она, с трудом выдерживая нейтральный тон. Эгон с огорчением отмечает, что она снова обращается к нему на вы. Он пытается собраться, подготовиться к назревающей стычке, но ему удается только подумать: «Боже, не сейчас!».

— Почему вы не сказали мне, что ее, эту вашу путешественницу, звали Талитой?

Он не отвечает, чувствуя, как его внезапно охватывает раздражение. Ведь ответ так очевиден! За прозрачной пленкой купола медленно меняется цвет неба: день подходит к концу. Заканчивается день, заканчивается время. Двадцать три года. Она не вернется. Она никогда не вернется. Но откуда в нем эта уверенность? Появившаяся именно сейчас, а не после посещения Центра предыдущей Талитой? Или той, которая была еще раньше? Он совсем не страдает; его словно подвергли анестезии. Но он не может объяснить свое состояние. Ведь это была одна из многих Талит, всего лишь еще одна Талита. Ему пора бы привыкнуть. Впрочем, он давно привык. Талита, обожженная морозом, Талита, которая ненавидела его, которая его боялась… В конце концов, он уже думал об этом, он понимал, что такое возможно. Конечно, пережить такое в действительности, это совсем другое, но не настолько же! Стоит ли превращать это в трагедию? Ну, хорошо, еще одна Талита. А его Талита… Действительно ли он ждал ее все эти годы? Можно ли продолжать любить на протяжении двадцати трех лет женщину, которая, может быть… нет, которая наверняка уже не вернется? И верил ли он в эту любовь?

— Так вы занимались мной только потому, — слышит он упрямый голос, — что я тоже Талита?