Вероятно, правильнее было бы назвать эту статью по-иному, менее, что ли, «оптимистично». Как-нибудь в духе Вальтера Скотта — «Жюль Верн, лишенный наследства».
Потому что научная фантастика на родине ее основоположника, хотя и дала миру несколько значительных имен, в целом потерялась, не выдержав натиска заполонившей рынок американской продукции (боюсь, и нам пора готовиться к тому же). Нет, конечно, «научно-фантастическая» жизнь во Франции не замерла вовсе — собираются шумные конвенции, на которых местные фэны присуждают премии — в том числе и своим писателям, выходят журналы, есть даже активная доморощенная критика, едва ли не превосходящая по объемам собственно выпускаемую там литературу. Но вне границ Франции эта литература по-прежнему остается terra incognita. Правда, ситуация несколько выправилась в последнее десятилетие: чаще появляются переводы на английский (что и в фантастике означает — на международный), запестрели «французские» обзоры в популярном журнале «Локус»; и вот — очередная, хотя все еще редкая, антология на русском…
Ну а на интересную антологию материала хватит с избытком — в том читатель сам, надеюсь, убедится, прочитав сборник, который держит в руках. Моя же задача состоит в следующем: «пунктирно» набросать историческую перспективу — чтобы при чтении было ясно, какое место занимает тот или иной представленный автор в общей мозаике, называемой «французская научная фантастика».
Франции, как и ее соседке за Ла-Маншем, очевидно, нет нужды подробно доказывать свою родословную в жанре.
Для десятков миллионов людей во всем мире по-прежнему само его название прочно ассоциируется с Жюлем Верном, книги которого переведены на сто с лишним языков. А ведь были и другие. Рабле и Сирано де Бержерак, Вольтер и Луи-Себастьян Мерсье, Ретиф де Ля Бретонн и Вилье де Лиль Адан; в XIX веке французские авторы активно осваивали фантастику философскую (Бальзак), «готическую» (Казотт), утопическую (Кабе), мистическую (Нодье), «межпланетную» (Мопассан, Ле Фор и Графиньи, Фламмарион). А в первой половине нашего столетии фантастика — как литературный прием — привлекла к себе таких видных «нефантастов», как Анатоль Франс, Андре Моруа, Анри Труайя (настоящее имя которого, кстати, — Лев Тарасов). О подобном генеалогическом древе впору только мечтать!
Да и традиции собственно научной фантастики (хотя ярлычок science fiction тогда еще не успели импортировать из — за океана), заложенные Жюлем Верном, в начале века успешно развивали Альбер Роби да, Жозеф Рони-старший, Гюстав Ле Руж и знакомый нам с юности по «африканским» приключенческим романам Луи Буссенар. Однако к 30-м годам начинается спад. «У нас отсутствовали специализированные журналы, которые бы объединяли, поддерживали молодых авторов и способствовали бы созданию единого литературного направления. Были немногие авторы — последователи Жюля Верна и созданного им «романа предвосхищения», но и он сошел на нет уже к концу второй мировой войны,» Так оценивает ситуацию критик Жак Садуль (сын известного теоретика и историка кино Жоржа Саду ля). Он же, кстати, дает неплохую периодизацию послевоенной французской фантастики, выделяя несколько этапов.
Начало первого условно приходится на 1950 год, когда пошла волна (еще не «девятый вал»!) переводов «с американского». С 1954-го в газетных киосках замелькало новое периодическое издание — журнал «Фиксьон», быстро сплотивший вокруг себя местную литературную молодежь (около 700 оригинальных произведений в первых 250 номерах!)… Второй этап начинается в конце пятидесятых. К «Фиксьон» присоединились еще два журнала, «Галакси» и «Саттелит», а 1959-й ознаменовался выходом первой антологии, составленной исключительно из «своих». В майском выпусхе «Фиксьон» за тот же год редактор журнала Алан Доремье (сам превосходный стилист, мастер короткого фантастического рассказа) провозгласил появление национальной шкалы, связав ее с именами Р.Баржавеля, Ф.Карсака, Ш. и Н.Хеннебергов, Ж.Клейна, К.Штайнера, Ж.Стернберга и других. В 1958 году впервые после войны была вновь присуждена ежегодная премия имени Жюля Верна, учрежденная тридцатью годами раньше. Казалось, наступал благословенный «золотой век», подобный американскому в сороковых.