Нетай - [12]

Нетай еще в Коканде решила, что «дядя» ее — человек весьма состоятельный. Нанимать извозчика даже на пять шагов, покупать без меры фрукты и сласти, брать билеты в плацкартный вагон, — не богачу ли только пристало? А теперь вот — ташкентский вокзал. Похоже, что «дядя» и здесь — человек известный. Иначе — отчего бы слышалось со всех сторон: «Самад, иди сюда!» Даже не сговариваясь о цене, подрядили извозчика. Знал ли кучер, где находится «дом дяди», но он тоже не справился — куда ехать. Прошло около получаса, и парная пролетка, в которой ехала Нетай, остановилась возле внушительного здания. «Неужто — дядин дом? Нет!» Будь это дядиным домом, к чему была бы золотая надпись вверху: ресторан «Лондон»?

Быть может, дядя проживает в номерах? Пытаясь справиться с этими противоречивыми мыслями, Нетай и не заметила, как следом за «дядей» миновала десяток ступеней и очутилась внутри здания. «Дядя» подошел к дородной женщине, дежурившей возле нумерованной доски, где на гвоздиках висело множество ключей. Женщина взглянула па них с улыбкой и выдала ключ с 16-м номером. «Дядя» снова возглавил шествие. Отперев одну из комнат, вошел. Освободил руки, положив в сторонку принесённые узелки. Комната была убрана мебелью, кроватями, различными безделушками. Нетай настороженно приглядывалась к малейшим подробностям. Внимательно рассматривала комнату, становившуюся первым прибежищем ее новой — третьей жизни.

«Дядя» улыбчиво взглянул на Нетай:

— Ну, что ж, сестра, вот вы и дома. Отныне здесь будете проживать.

Нетай вопросительно взглянула и глаза «дяди». Но спросить: «А вы?»— не успела. «Дядя» уже направлялся к двери.

— Обо всем поговорим после. Я сейчас вернусь, племянница, — сказал он и исчез.

Миновало четверть часа. Распахнулась дверь. Вернулся «дядя», приведя тучного мужчину лет сорока, безбородого, усатого, со сросшимися бровями, и еще какую-то старуху.

Старуха рассмеялась, кривя щербатый рот, в котором торчали крашенные черным лаком зубы, и заговорила, взглядывая то на «дядю», то на хозяина:

— Да в ней — магазин прелестей! Лицо — яблочко румяное, стан — как у ласки, брови — ласточкины крылья, первый сорт! — заключила она. — Иди к своей нянюшке, иди, радость моя! — добавила она, здороваясь и обнимая Нетай.

Хозяин — одна рука — в кармане брюк, другая — на кончике уса, который он покусывал зубами, — глянул на «дядю», мигнул левым глазом, и они вышли вдвоем из комнаты, оставив старуху возле Нетай.

Старуха принялась — то хвастливо, то завистливо — рассказывать о вещах, которые и во сне не снились Нетай, — о каких-то богачах и байбачах, о пудре и духах — дюжинами, о золоте, о дутарах и тамбурах, — и в конце похлопала Нетай по плечу:

— В предстоящие денечки роскошные — не забудь о нянюшке своей, милая Нетайхон. — Далее она намекала, что надеется на долю с каких-то «райских» благ.

Нетай не задавала ей вопросов и сама не отвечала ни на один вопрос. У нее потемнело в глазах, точно она находилась на краю бездонной пропасти или в окровавленных лапах могучего льва. Между тем протекло еще несколько часов. «Дядя» все не появлялся. Нетай сердито взглянула на беспрестанно тараторившую «нянюшку» и спросила:

— Где мой дядя?

Старуха вновь рассмеялась и, развязно откинув прядь каштановых волос, рассыпавшуюся по лбу Нетай, произнесла:

— Эх, простота ты моя, Нетайхон! Будь жива-здорова, а дядьев и зятьев в этой обители — завались. Все зависит от приманчивости твоей, от уменья склонить гостей к себе.

Постепенно Нетай начинала понимать настоящее свое положение, и первые безутешные слезы покатились из ее горестных глаз на желтый крашеный пол…

На другой день после того, как Нетай расположилась в новой обители, состоялось торжественное прибытие на ташкентский вокзал правителя «великодержавной» Бухары, «светлейшего султана», повелителя правоверных, «шах-ин-шаха мусульман»— эмира Саида Алимхана, заступника веры.

Эмир, в сопровождении толпы придворных, военачальников и военных советников, вышел из вагона с надписью «Ля иляхи…» в пределы ташкентского вокзала и ступил на шелковую дорожку, расстеленную туркестанской знатью и генералитетом. Встречать его хлебом-солью вышла вся городская верхушка и духовенство, кто в мундире с позументами, кто с золотой медалью почетного гражданина, вышли все — вплоть до «величальной команды» муллы Шашкала: тут же находились — губернатор, полицмейстер, небольшое число русских купцов и части казачьих войск.

На станции был совершен весь положенный церемониал, каждый из приветствующих, соблюдая очередность по сану, произнес слово во здравие эмира Алима. Когда эмир, неторопливо и величаво пройдя по платформе, пересек помещение вокзала и приблизился к выходу в город, — первый его шаг был встречен орудийным салютом из крепости Тупраккурган.

Эмир и придворные начали рассаживаться в ожидавшие их коляски. Первыми тронулись офицеры и командующий парадом, следом — музыка, эскорт губернатора, сам губернатор, эмир, влиятельные лица вроде Сандра-хима и Валиходжа-ишана с приданной охраной, а уже позади них — остальные, глядя по чину и званию. Торжественная процессия медленно продвигалась по направлению к Пьян-базару.