Нет примирения! - [9]
И Григорий сработает! Рванет посильнее, «вколет» сверх нормочки, получит свои «законные», и мастер еще похвалит его перед этими же заядлыми активистами: вот, мол, с кого пример берите! Ловко?..
— Ловко! — подтвердил кто-то сзади.
Григорий обернулся.
На ступеньках проходной будки стоял и тоже во весь рот улыбался Салимжан-Тамерланович. Темные пуговки его глаз почти затерялись между крутыми скулами и редкими бровями.
— Шибко ловко! — повторил он еще раз. — Пока там шурум-бурум, я боком, боком — и сюда, ноль-два в нашу пользу!
— Тоже смылся?
Салимжан захохотал:
— Тебе надо — ты смылся, мне надо — я смылся. Тебе цемент возить, мне тренировку на стадионе делать.
— Чудак! — сказал Григорий. — На тренировку тебя и так отпустили бы. Мог не сбегать. А мне вот никакого цемента не надо. Я его вчера вывез.
— Вчера? — глаза Салимжана расширились, насколько могли. — Обманул, значит?
Григорий двинулся по тротуару.
— Слушай, Гришка, эй! Ты меня сборке учил, я тебе спасибо сказал. Ты хорошо станок собирал, мастер тебе спасибо говорил. А если обман делаешь, кто спасибо говорить будет?
— Завел шарманку! — Григорий досадливо передернул плечом и опять пошел.
— Гришка, эй, слушай! — Салимжан даже снял от волнения тюбетейку. — Нехорошо, Гришка! Я удрал — никого не обманул, я для дела удрал, а ты?
— Заткнись! — огрызнулся Свиридин и побежал через дорогу к трамваю.
— Эй, Гришка, эй! — крикнул ему Салимжан, но в грохоте проходящего мимо грузовика затерялся его голос.
Григорий уже ехал, стоя на подножке вагона.
А Салимжан так и остался на тротуаре, держа в руках измятую тюбетейку, с укором покачивая головой.
V
Шипит и фыркает бьющая в стакан струя воды…
Грубые руки с пухлыми пальцами отодвигают стакан, отсчитывают от кучи мелкой монеты сдачу, берут второй стакан, тянутся за поданным кем-то гривенником.
Шустро управляется пожилая краснолицая продавщица-газировщица…
— Клюквенный, лимонный? — равнодушно-заученно и почему-то гнусаво задает она один и тот же вопрос, включая свой несложный агрегат.
Вдруг лицо ее расплывается в слащавую улыбку:
— Дашенька, голуба! С двойным лимонным желаешь?
Сменяются в очереди люди, пьют, уходят…
А Даша не уходит. Медленно пьет из стакана водицу, слушает, как, успевая разговаривать и с «клиентами», словоохотливо объясняет Павликова тетка Авдотья Мироновна:
— Дело наше не геройственное — стой да наливай. Копейки нет, мальчик… Но жить можно! — И переходит на доверительный шепоток, благо растаяла очередь: — В большом-то городе жить с умом надо. А что твой брат Александр, что Павел наш — этого не достигли. Про брата твоего прямиком выдам — возомнил о себе человек до крайности: вы, дескать, Авдотья Мироновна, о жизни неправильно судите. А то правильно, что они с женой, когда еще до Димки она работала, все скопленное, почитай, за один месяц протуристили? Туристский поход-экскурсию, видишь ли, по Енисею затеяли, реки-воды не видали! И ведь сколько они живут, лишнего ничего не имеют. А лишнее завсегда про черный день места не пролежит — так я понимаю, правильно или неправильно? Клюквенный, лимонный?
Она сделала передышку, во время которой налила несколько стаканов слабо подкрашенной водицы.
— Сейчас-то просто так вышла или какую цель держишь?
— Просто так, — ответила Даша, а сама посмотрела на дверь магазина «Хозяйственные товары» и внезапно рванулась вперед, бросив пустой стакан на тележку:
— Гриша… Здравствуйте!
В дверь магазина входил Свиридин.
Он оглянулся, обрадовался:
— Сестра бригадирова? Вот встреча! Подождите, я мигом.
И юркнул в магазин.
Авдотья Мироновна лукаво улыбнулась:
— Уже и свидание назначила?
— Да нет… Случайно.
Газировщица погрозила пухлым пальцем:
— Ой ли? И снова наклонилась с доверительным выражением:
— Гляди, с понятием выбирай, голуба, чтоб толковый попался. Как Иван Терентьевич мой. Десятый год живем, а я не нарадуюсь, потому — сущий клад, сущий клад, деловой мужик, — зачастила она, увидев уже идущего Григория.
В ту же минуту вплотную к тротуару подъехал и остановился грузовик. Из кабины выглянул мужчина в зеленой фуражке, горбоносый, с пронзительными, глубоко посаженными глазками.
— Эге-гей! — пробасил мужчина и помахал рукой, сделав какой-то непонятный знак.
Но Авдотья Мироновна поняла его, закивала. Машина поехала дальше. А газировщица сразу начала суетливо свертывать торговлю — сгребать мелочь в кошель, прятать стаканы:
— Конец продаже, граждане, конец, воды нету…
…Даша и Григорий Свиридин пошли по улице.
— Вот как встретиться довелось, — сказал он.
Она молча улыбнулась.
— Хотите мороженого?
Он купил эскимо.
Так же молча улыбаясь, она занялась шелестящей серебристой бумажкой. А Григорий, закуривая, искоса смотрел на лукавую, по-мальчишески подстриженную, стройную девчонку.
— Сядем? — спросил он, когда проходили по скверу мимо фонтана, мимо скамеек.
— А вы не торо́питесь? — поинтересовалась она.
Он махнул рукой:
— Я не активист. Это активисты наши сейчас вкалывают на заводском дворе — лом собирают. И браток ваш там. А я, как видите, гражданин свободный. Говорят: время — деньги. Чем зазря его терять, лучше с пользой…
— Я слышала: строитесь?
— Пристраиваю. Хлопот не оберешься. Вот в «Хозтоварах» был — то одно, то другое…
