Нет примирения! - [8]
Сразу подхватило несколько голосов:
— Верно! Что зря зубоскалить! Пусть лучше скажет, почему не может?
Илья Фомич повернулся к Григорию, спросил едва слышно:
— Что у тебя?
Мастер всегда говорит негромко, будто ведет с каждым сокровенную, тайную от других беседу. Невольно и собеседники его переходят на мирный, спокойный тон. Не любит шума старый мастер и умеет обходиться без крика, без ругани.
— Что у меня? — ответил Григорий тоже негромко. — Сами знаете: дом строю. Выписали цемент. Ну, договорился на сегодня с шофером…
— Но ты ведь знал, что сегодня лом собирать! — опять зашумела Лена.
— Погоди, дорогуша, — Илья Фомич остановил ее жестом. — До чего горластая…
— Для такого дела и отпустить не грешно, — заметил кто-то.
И другой подтвердил:
— Пускай идет, управимся без него!
— Но ведь он знал, что сегодня лом собирать! — не унимался белокурый комсорг. — Значит, опять ловчит! Забыли, как обсуждали его?
— Это когда было! — раздались голоса. — А теперь ему надо!
— Пускай идет!
— Пускай.
Добр и незлопамятен рабочий человек. Но всегда ли хороша эта доброта?
И пошел Григорий Свиридин открыто, зашагал по цеху свободно, провожаемый напутственными пожеланиями.
Только Лена никак не могла успокоиться. И когда все, разделившись на группы, уже расходились с тележками и тачками, чтобы приступить к сбору лома на территории завода, она, шагая рядом с Александром, по-прежнему волновалась:
— Словчил, опять словчил Свиридин! Вот не верю я ему ни на столечко!
— А кто верит? — сказал Сергей. — Знаем как облупленного.
— Ах, знаете? — Лена остановилась и придержала Павлика, толкавшего перед собой тачку. — Знаете, и молчите? Выходит, только на словах герои? Только на то вас хватает, чтоб его от своего столика погнать, да? А как до дела — молчуны? Соглашатели? Нейтралитетчики?
— Да что ты ругаешься? — рассердился Александр. — Да если хочешь знать — какой там Гришка ни есть, а правильно сейчас сделал: плюнул на все и ушел!
— Как то есть правильно? — поразилась Лена.
— А очень просто! Это видишь? — ткнул Александр в гору проросшего травой ржавого лома. — Полгода назад собирали, а до сих пор валяется!
— Верно, Сашка! — поддержал Максим. — Из пустого в порожнее переливаем для птички-галочки! Сплошной формализм развели!
— Постойте! — заступился за Лену Сергей. — Ну, что вы на нее напали? Воскресник не она придумала! И лом всегда собирали!
— Да чем так, лучше совсем не собирать! — отрезал Александр.
— Доболтались, сознательные! — насмешливо сказала Лена.
— А несознательные у тебя просто бегут! Ты их мобилизуешь, а они бегут!
Максим торжественно провозгласил:
— Недаром выдающийся французский просветитель Вольтер указывал: «Люди переносят строгость, но восстают против несправедливости».
— Ах, значит, восстают? — снова насмешливо заговорила Лена. — Бегут, значит? Из-за того, что куча, валяется? А вы бы взяли да и убрали ее! А то вот и выходит опять: в цехе герои — пунктики-нормочки, а что вокруг делается, вас уже не касается? Твои выдающиеся личности по этому поводу еще ничего не сказали? — обратилась она к Максиму, тряхнув кудрями, и пошла.
— Впаяла! — воскликнул Максим восхищенно.
— Отчихвостила! — подтвердил Павлик и, поплевав в ладони, повез тачку дальше.
— Нет, стойте! — начал Сергей, забегая вперед. — Комсорг, а такими словами? Я за нее заступился, а она меня же… Да как она смеет?
— Утихни! — сказал Александр, хмурясь.
Он чувствовал, что белокурый вождь Лена в чем-то права.
IV
…Григория в этот момент у самой проходной догнал усатый мастер:
— Погодь-ка, Свиридин…
Остановились у доски с объявлениями. Огромные красные буквы с одного из листов призывали записываться в заводской ансамбль песни и пляски.
Илья Фомич не спеша достал из потертого, видавшего виды пиджачка блестящий портсигар. Угощая Григория папиросой, кивнул на объявление:
— Не соблазняет?
Григорий посмотрел на доску, хмыкнул:
— Забава!
Задымили.
— Слухай, Свиридин, — заговорил мастер, разглядывая огонек папиросы. — Ты сейчас, скажу тебе, препаршиво поступил. Цементом-то мог и опосля заняться. А то люди совместно, а ты единолично. Сам понимаешь… Только я при всех-то говорить ничего не стал. Захотел бы, конечно, и задержали тебя, но-тому вполне в силах было, сам понимаешь… Одному против многих не замышлять. Да я не стал. Иди вывози свой цемент. Но вот завтра, дорогуша, поднажми уж как следует. Дам тебе пять коробочек. Фартук закончишь, к коробкам приступишь. Понял?
Умолк мастер к прищурился — видать, дым в глаза попал.
Глядя в упор на мастера, подмигнул Свиридин без стеснения.
— А не многовато ли будет, Илья Фомич?
— Так ведь, дорогуша, я тебя выручил… Ну, вот и ты меня не подведи!..
— Ладно! — согласился Свиридин.
И, уже открывая дверь проходной, помахал озорно:
— Будьте уверочки! Не подведу!
…Он выскочил на шумную солнечную улицу.
Вот как надо жить!
За спиной, за аркой завода с надписью «Станкостроительный» трудятся сейчас на субботнике-воскреснике боевые активисты. А Григорий свободен, идет куда хочет. И главное — мастер-то с ним заодно! Для виду, конечно, пожурил, а в общем выразил доверие: дескать, какой ты ни есть, Свиридин, а я на тебя надеюсь. Сработаешь завтра получше.
