Нет ничего невозможного - [31]

Вскоре из-за гребня показался первый спортсмен. От возбуждения они принялись кричать ему так, будто настал конец света. Через несколько минут он добежал до пункта питания. Спортсмен, видимо, очень устал: даже не сказав «привет», он схватил таз с губками, вылил его содержимое себе на голову, а потом швырнул таз одному из молодых волонтеров, чтобы тот наполнил его водой. В этот момент оказалось, что говорить бегун все же может: он начал проклинать все и вся; он орал, как ненормальный, что теряет драгоценные секунды из-за того, что еда накрыта. Изрыгая ругательства, он оглянулся посмотреть, не приближается ли соперник. Дочка организатора поспешно открыла подносы с едой — она была расстроена, потому что хотела как лучше. Ей казалось, что по ее вине весь забег для этого громогласного персонажа испорчен. Бегун схватил пару энергетических батончиков, засунул один в рюкзак и побежал дальше, откусывая от второго. Уже за пределами пункта питания он бросил пластиковую обертку на землю — должно быть, не видел пакеты для мусора, подвешенные волонтерами у столика и на выходе из зоны контроля. Девушка подняла обертку и бросила в пакет.

Второй спортсмен был повежливее и поздоровался, но на выходе и у него на землю упала пластиковая обертка. Дул ветер, и волонтерам пришлось пробежаться, чтобы поймать ее.

Теперь переключимся на пейсера, мужчину или женщину, которые бегут рядом с тобой последние пятьдесят или шестьдесят километров. В это время ты уже ковыляешь настолько медленно, что пейсеру приходится надевать куртку и шапку — и терпеть твое нытье. Человек может пойти на такое по двум причинам: либо он или она пытается флиртовать с тобой и изучает последние и самые болезненные варианты, либо — лучший сценарий — это твой хороший, очень-очень хороший друг. Вероятно, этот человек встал в три часа ночи, добрался до старта, проехав, скажем, сто сорок километров, и, поскольку не выспался, прикорнул на пару часов в своей машине напротив отеля, где остановился ты. Прежде чем ты сделал первый шаг, пейсер трижды терпеливо выслушал твои напоминания, где ты хочешь получить каждый свой бутерброд и каждую пару носков. Потом, пока он держит куртку, бутылку воды и всякие штуки, которые нужны были тебе только для разогрева, он должен всматриваться и узнавать тебя в толпе из двух тысяч бегунов, подбадривая, естественно, только тебя и никого другого. Ему пришлось бежать так же быстро, как тебе, чтобы своевременно добраться до отеля и приготовить бутерброды именно с тем джемом из Ла-Гаррочи, который так тебе нравится, смешать теплую воду («Ой, от холодной у меня заболит горло») с двумя с половиной ложками электролитов, а потом изо всех сил мчаться по лесным дорогам в условиях, которых побоялся бы и пилот ралли. Все это — чтобы вовремя оказаться в пункте питания, в котором тебе обязательно и без вариантов нужны вазелин и зеленая куртка, потому что — да что ты говоришь! — она приносит удачу на забегах. В два часа следующей ночи, без сна, после перемещений от одного пункта питания к другому, он ждет тебя в шортах и футболке, дрожа от холода, с полным рюкзаком еды и одежды для тебя — а ты прибываешь на два часа позже и в ярости, потому что на предыдущей остановке все бутерброды были с клубничным, а не с черничным джемом, и по этой причине ты, блин, точно не станешь победителем. Он бежит рядом с тобой, подбадривая и поддерживая диалог, предупреждает об опасностях и препятствиях, переходит на спринт перед каждым пунктом питания, чтобы убедиться, что все готово. Ты, как всегда, все сносишь терпеливо и, финишировав, говоришь ему только одно:

— Чувак, ну я же говорил, что на километре 123 хочу бутерброд с шоколадной пастой, а не с нутеллой!

И наконец, семья. Они не просто терпят твою глупость, когда ты в назначенный день наконец отправляешься на забег; они терпели возведение дворца твоей глупости с того момента, как ты получил подтверждение регистрации, полгода назад. Нет, мы, бегуны, не заслуживаем семей, которые имеем.

Вертикальный километр Фулли

Аромат каштанов не обманывает: осень в разгаре. Несмотря на то что здесь семьсот бегунов, атмосфера очень уютная, как будто забег проходит в деревне. Все друг друга знают. Вообще, для многих Фулли превратился в ежегодное паломничество, в ходе которого одни хотят проверить, гарантирует ли труд на протяжении лета хорошие результаты зимой, а другие — красиво завершить предыдущие активные месяцы.

Вертикальный километр — абсолютно честная гонка. Гонка, на которой невозможно обмануть. Если ты силен, то покажешь хороший результат; если форма не очень — то этого не скрыть ни техникой, ни стратегией. Здесь работает именно соревновательный интерес, подразумевающий интенсивную подготовку, полную отдачу и идеальную форму в нужный день.

Это своего рода пробный камень для всех, кто занимается горными видами спорта, — как стометровка для спринтеров или десять тысяч метров для стайеров. Каждый приблизительно знает, сколько времени может потратить, чтобы подняться на тысячу метров, или на сколько метров способен продвинуться за час восхождения. Эти данные используют для расчетов. «Если подниматься со скоростью шестьсот метров в час, эту вершину можно покорить примерно за три часа». Райнхольд Месснер подсчитал, что может подняться на тысячу метров за тридцать пять или тридцать шесть минут, и с 1990-х годов спортсмены, все более тренированные и проводящие все более специализированную подготовку, постоянно снижали этот показатель. В этом плане Фулли можно назвать Олимпом. Пару десятков лет назад бегуны всех уровней стали рассматривать эту вершину как способ с неопровержимой точностью продемонстрировать, на что способен каждый из них. На Фулли побывали все — начиная с элитных спортсменов, пытающихся улучшить результат еще на секунду или две, и заканчивая пожилыми людьми, которые довольны, что с годами не утратили форму. И, конечно, сюда приезжают молодые, голодные спортсмены, с каждым годом поедающие эти минуты.