Нет ничего дороже - [15]

— В Замошенцы, так в Замошенцы, — сказал он с притворным безразличием. — Конечно, если Лучеса позволит…

Районный центр вытянулся вдоль шоссе. Оно служило главной улицей посёлка и разрезало его на две части.

Когда-то на подъезде к посёлку находился контрольно-пропускной пункт.

Командир дивизии Моложатов приучил себя спать на ходу, и Антон Иванович с особенным шиком, придерживая баранку «виллиса» одной рукой, отвечал за полковника на приветствия регулировщиц.

Луговой вспомнил этих девушек с вечно обветренными лицами, с руками, обожжёнными морозом, и вдруг язвительно спросил под общий смех:

— А справки насчёт прививки оспы вам не потребуется?

Каждый раз, когда регулировщица, кроме путёвки, требовала паспорт на машину или шофёрские права, Антон Иванович с уничтожающей вежливостью задавал этот вопрос…

Быстро мелькали дома посёлка, неуютно стоявшие двумя пыльными шеренгами вдоль шоссе. У здания райисполкома Антон Иванович резко затормозил, вспугнув лошадей у коновязи.

Позднышев вошёл в кабинет к председателю райисполкома. Из-за стола поднялся моложавый крупнолицый человек в синей суконной гимнастёрке не по сезону, с пустым рукавом, заткнутым за ремень. Над левым карманом виднелся значок депутата Верховного Совета Белорусской ССР.

— Кременец. Чем могу служить?

— Позднышев. Простите, что потревожил. Скажите, пожалуйста, проедем мы отсюда в Замошенцы?

— Конечно.

— А мост через Лучесу?

— В порядке. Дорогу к мосту найдёте?

— Дорогу я, как свои пять пальцев знаю.

Кременец пристально вгляделся в лицо Позднышева.

— Из местных?

— Воевал долго в этих местах.

— А то могу начертить маршрут в Замошенцы. Чтобы кратчайшим путём добраться.

— Спасибо, дорогу я знаю.

Позднышев подошёл к стене, на которой висела карта Белоруссии.

— Десятикилометровка, — определил он. — Для лётчиков хороша. Или в школе географию изучать. А ездить с ней — не дай бог.

— Другой картой не обзавелись.

Кременец отвёл руку в сторону так, будто указывал Позднышеву на что-то. Жест остался от того времени, когда Кременец еще мог сокрушённо развести руками.

Позднышев обещал заехать на обратном пути и торопливо попрощался.

— Переправа есть, — объявил он, усаживаясь в машину.

— А раз переправа есть, нам сам черт не страшен, — повеселел Антон Иванович.

За краем посёлка машина свернула на просёлочную дорогу.

Луговой ёрзал на сиденье и вертел головой во все стороны.

— Видите слеза деревню? Аксиньино!

— Правильно! А за ней горелая роща, — подсказал Позднышев.

— Правильно! На западной опушке КП твоего полка находился.

— Точно! — подтвердил Антон Иванович. — Мы туда с комдивом всегда во-о-от по той ложбинке подъезжали…

Было время, когда лес стоял на горизонте тёмно-зелёной стеной. Сейчас на фоне неба видна была рваная зубчатая кромка. Хвойные шпили одиноко высились в этом лесу, вырубленном снарядами.

Уже остались позади роща «лысая», игрекообразная сосна на холме, служившая ориентиром, обмелевшие, заросшие травой траншеи, сгоревшая сторожка лесника, деревенька Непряхино.

Судьба провела линию фронта как раз через эту деревеньку. Полгода стояло Непряхино между двух огней. Здесь не осталось ничего живого, всё было превращено в прах, тлен, головешки, пепел, золу, щепки, клочья, лохмотья, обломки, мусор. Чёрные скелеты печей и те были расстреляны из пушек прямой наводкой и размолоты в щебень. Когда весной здесь сошёл снег и обнажилась земля, то вся она, как битое стекло, поблёскивала под лучами солнца. Нельзя было сделать и шага, не наступив на осколок или гильзу.

Антон Иванович сбавил ход. Не настолько плох был просёлок, или, как здесь говорят, путинок. Хотелось приглядеться к знакомым местам.

За хутором Мокрый Верх блеснула посеребрённая излучина Лучесы. и доски ветхого наплавного моста гулко запрыгали под колесами.

Вторая с краю изба, знакомая изба с крутыми скатами крыши. Стреха, или, как здесь её называют, запесошница, сильно выдаётся вперёд.

Увидев в дверях Позднышева, бабка Василиса остолбенела, потом вскрикнула: «Вася, майор!» и собралась было броситься к нему, но в этот момент узнала, несмотря на штатское. Лугового, едва успела воскликнуть: «Майор Алеша!», как окончательно растерялась при виде подоспевшего Антона Ивановича.

Бабка Василиса принялась носиться по избе, переставляя с места на место без всякого смысла и толку горшки и табуретки, хватаясь то за ухват, то за веник.

Дочка её Дарья Дмитриевна покраснела так, что избыток румянца залил даже шею. Она совсем не знала, куда девать свои большие руки, и всё проверяла, не распустился ли платок.

Луговой подхватил на руки белоголового Стасика.

— Стасик, узнаёшь меня?

— Узнаю, — неуверенно пробормотал Стасик.

— Помнишь, как ты с сахаром знакомился?

— Помню.

В день прихода наших в деревню Луговой протянул Стасику на ладони несколько кусочков рафинада. Стасик сперва с недоумением смотрел на эти белые квадратные камешки, потом боязливо взял и принялся играть ими. Он и не подозревал, что камешки сладкие…

В избе становилось всё многолюднее. Легковая машина всполошила деревню. А когда узнали, кто приехал, все, наскоро приодевшись, повалили к Жерносекам.

Штаб полка, которым командовал Позднышев, простоял в Замошенцах несколько месяцев. Дивизию тогда вывели во второй эшелон, и она пополнялась, приводила себя в порядок и готовилась к прорыву немецкой обороны юго-восточнее Витебска.