Нет другой двери… О Гоголе и не только - [104]
Но Гоголь не соглашался с тем, что книга его непременно должна произвести вредное действие и он даст за нее ответ Богу. Отвечая на подобные упреки, он писал в «Авторской исповеди»: «Что же касается до мненья, будто книга моя должна произвести вред, с этим не могу согласиться ни в каком случае. В книге, несмотря на все ее недостатки, слишком явно выступило желанье добра. Несмотря на многие неопределительные и темные места, главное видно в ней ясно, и после чтения ее приходишь к тому же заключенью, что верховная инстанция всего есть Церковь и разрешенье вопросов жизни – в ней. Стало быть, во всяком случае после книги моей читатель обратится к Церкви, а в Церкви встретит и учителей Церкви, которые укажут, что следует ему взять из моей книги для себя, а может быть, дадут ему наместо моей книги другие – позначительнее, полезнее и для которых он оставит мою книгу, как ученик бросает склады, когда выучится читать по верхам». Гоголь здесь еще раз точно определяет, какому читателю адресует свою книгу.
К сожалению, одна фраза из письма Гоголя к отцу Матфею от 24 сентября (н. ст.) 1847 года из Остенде была неправильно истолкована исследователями и породила весьма важное недоразумение. «Не знаю, сброшу ли я имя литератора, потому что не знаю, есть ли на это воля Божия…» – писал Гоголь. И далее: «Если бы я знал, что на каком-нибудь другом поприще могу действовать лучше во спасенье души моей и во исполненье всего того, что должно мне исполнить, чем на этом, я бы перешел на то поприще. Если бы я узнал, что я могу в монастыре уйти от мира, я бы пошел в монастырь. Но и в монастыре тот же мир окружает нас…»
Эти слова Гоголя историк Николай Платонович Барсуков понял в том смысле, что отец Матфей «советует Гоголю бросить имя литератора и идти в монастырь»[241]. Однако монашеские устремления возникли у Гоголя задолго до знакомства с отцом Матфеем. Летом 1845 года, как известно, он даже предпринял попытку оставить литературное поприще и постричься в монахи (отзвуком этого события и явились строки о монастыре в письме к отцу Матфею).
Говоря о взаимоотношениях Гоголя с его духовным отцом, Барсуков основывался на письмах Гоголя, изданных П.А. Кулишом (1857), и воспоминаниях Т.И. Филиппова о графе Толстом (1874). Другими сведениями Барсуков не располагал. Из его переписки с Филипповым (хранящейся ныне в Государственном архиве Российской Федерации) следует, что он просил сообщить материалы «об отношениях о. Матфея к Гоголю», но тот ограничился сказанным двадцать лет назад. В феврале 1894 года Барсуков писал Филиппову: «Очень сожалею, что настроение духа Вашего помешало Вам сказать действительно доброе и полезное для всех нас слово по поводу отношений о. Матфея к Гоголю; но я утешаю себя тем, что то, что уже сказано Вами об о. Матфее, заключает в себе столько поучительного и так ясно объясняет причину подчинения Гоголя сему замечательному человеку, что не многого остается желать. Почитаю себя счастливым, что книга моя украшается таким прекрасным произведением Вашего пера, и я сердечным долгом почитаю принести Вам мою глубочайшую благодарность за дозволение для пользы общей им воспользоваться»[242].
Барсуков перепечатал воспоминания Филиппова в той части, где они касались отца Матфея, дополнил их письмами Гоголя к отцу Матфею и прибавил от себя несколько фраз, комментирующих эти письма. Труд его явился важнейшим источником сведений о взаимоотношениях Гоголя и его духовного отца. При этом слова, выделенные Барсуковым курсивом (о том, что отец Матфей будто бы советует Гоголю бросить имя литератора и идти в монастырь), стали брать в кавычки, неправомерно расценивая их как документальное свидетельство. На самом деле отец Матфей советовал Гоголю другое: «слушаться Духа, в нас живущего, а не земной телесности нашей»; «оставивши все хлопоты и вещи мира <…> поворотить во внутреннюю жизнь»; читать Евангелие, святых отцов (из письма Гоголя к графу А.П. Толстому от середины августа (н. ст.) 1847 года).
Отправляясь в начале 1848 года в путешествие к Святым Местам, Гоголь в записной книжке этой поры дважды упоминает имя отца Матфея, помещая его первым в числе тех, «чьи имена вспомнить у Гр<оба> Св<ятого>», и вторым (после родных) в списке лиц, коим следует писать письма. На пути в Иерусалим Гоголь пишет отцу Матфею исповедальное письмо, в котором определяет «Выбранные места из переписки с друзьями» как «какие-то исполинские замыслы на что-то вроде вселенского учительства» – неудавшиеся вследствие неготовности собственной души, не очищенной от страстей и пороков, среди которых самый страшный – сомнение: «Мне кажется даже, что во мне и веры нет вовсе; признаю Христа Богочеловеком только потому, что так велит мне ум мой, а не вера» (Неаполь, 12 января (н. ст.) 1848 года).
Когда произошло личное знакомство Гоголя с отцом Матфеем, в точности неизвестно. Существует версия, основанная на устных преданиях ржевских старожилов, и в частности соборного звонаря Рафаилыча (А.Р. Есиповского), что Гоголь был во Ржеве осенью 1848 года, возвращаясь из Петербурга в Москву
В. А. Воропаев, доктор филологических наук, профессор кафедры истории русской литературы Московского государственного университета, автор многочисленных работ о жизни и творчестве Н. В. Гоголя, представляет вниманию читателей книгу, написанную на основе воспоминаний школьных товарищей и друзей Николая Васильевича. Эти небольшие, но емкие истории, расположенные в хронологическом порядке – в соответствии с этапами биографии писателя, – дают возможность войти в мир Гоголя. Читатели узнают много нового: например, каким был Николай Васильевич в детстве и отрочестве, как он работал над своими произведениями, как молился и постился, совершал паломничества по святым местам.
Доктор филологических наук, профессор В.А.Воропаев - автор многочисленных трудов о жизни и творчестве Н.В.Гоголя. В этой статье писатель рассуждает о духовной сути комедии Гоголя «Ревизор», которую не увидели современники Гоголя, - о беспечности в духовной жизни, о неизбежности духовного возмездия, которого должен ожидать каждый человек.
Книга известного американского антрополога, лингвиста и естествоиспытателя Франца Боаса содержит его взгляды на историю развития человеческой культуры и умственных способностей человека. Автор опровергает утверждение о существовании даровитых и менее одаренных рас; он показывает, что успехи и достижения различных рас, равно как и различия в их анатомических признаках, не являются доказательством различия их умственных дарований. Боас рассматривает вопрос об устойчивости человеческих типов, исследует влияние окружающей среды и наследственности на анатомическое строение и склад ума человека.
В монографии исследуются эволюция капиталистического отчуждения труда в течение последних ста лет, возникновение новых форм отчуждения, влияние растущего отчуждения на развитие образования, науки, культуры, личности. Исследование основывается на материалах философских, социологических и исторических работ.
Пища всегда была нашей естественной и неизбежной потребностью, но отношение к ней менялось с изменением социальных условий. Красноречивым свидетельством этого является тот огромный интерес к разнообразным продуктам питания, к их природе и свойствам, который проявляет сегодня каждый из нас. Только, достигнув высокого уровня жизни и культуры, человек, свободный от проблемы — где и как добыть пищу, имеет возможность выбирать из огромного ассортимента высококачественных продуктов то, что отвечает его вкусу, что полезнее и нужнее ему, и не только выбирать, но и руководить своим питанием, строить его сообразно требованиям науки о питании и запросам собственного организма.
В работе проанализированы малоисследованные в нашей литературе социально-культурные концепции выдающегося немецкого философа, получившие названия «радикализации критического самосознания индивида», «просвещенной общественности», «коммуникативной радициональности», а также «теоретиколингвистическая» и «психоаналитическая» модели. Автором показано, что основной смысл социокультурных концепций Ю. Хабермаса состоит не только в критико-рефлексивном, но и конструктивном отношении к социальной реальности, развивающем просветительские традиции незавершенного проекта модерна.
Пражская весна – процесс демократизации общественной и политической жизни в Чехословакии – был с энтузиазмом поддержан большинством населения Чехословацкой социалистической республики. 21 августа этот процесс был прерван вторжением в ЧССР войск пяти стран Варшавского договора – СССР, ГДР, Польши, Румынии и Венгрии. В советских средствах массовой информации вторжение преподносилось как акт «братской помощи» народам Чехословакии, единодушно одобряемый всем советским народом. Чешский журналист Йозеф Паздерка поставил своей целью выяснить, как в действительности воспринимались в СССР события августа 1968-го.
Книга посвящена первой успешной вооруженной революции в Латинской Америке после кубинской – Сандинистской революции в Никарагуа, победившей в июле 1979 года.В книге дан краткий очерк истории Никарагуа, подробно описана борьба генерала Аугусто Сандино против американской оккупации в 1927–1933 годах. Анализируется военная и экономическая политика диктатуры клана Сомосы (1936–1979 годы), позволившая ей так долго и эффективно подавлять народное недовольство. Особое внимание уделяется роли США в укреплении режима Сомосы, а также истории Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) – той силы, которая в итоге смогла победоносно завершить революцию.