Несвобода - [2]

И именно по этой причине лето после него было невыносимым. Официальные приемы, банкеты, чтение по вечерам вслух на немецком или музицирование уже казались таким ужасным времяпрепровождением, что я считала дни до окончания летних каникул. Но старалась терпеть, не выходить из себя, а вечерами улыбалась, представляя себе, как расскажу на институтской перемене о посмотренном фильме и последней театральной постановке, и как Костя заявит, что такой отстой смотрят только пенсионеры, и как Люся переспросит, когда же я зарегистрируюсь в соцсетях, и как сморщится Маша, а потом не выдержит и примется меня передразнивать. Все начнут смеяться, как всегда смеялись, хотя я не наблюдала в ее тоне и жестикуляции никакого сходства с собой. Возможно, никто из них не считал меня приятной компанией, но я совершенно точно в этих вечерних мечтах видела их самыми лучшими, самыми живыми людьми на планете. И снова считала дни, часы, минуты, когда смогу каждый день ходить в институт.

* * *

Наверняка общее напряжение и сказалось. Утром позвонила Маша и спросила номер телефона Ирины. У нее мобильник новый, номера безвозвратно утеряны. Но мой домашний у нее оказался записан в блокноте — они, мол, собирались с одногруппниками розыгрыш устроить, да потом передумали. Мало ли, вдруг я про строгость отца не преувеличивала. Зато связь со мной, единственной, осталась. Я быстро отключила вызов, запомнив цифры, и убежала в свою спальню, пока домработница не заметила. Оттуда сразу перезвонила Маше. В старинных любовных романах пишут, как замирает сердце героини от мимолетной встречи. Вот, от осознания, что я целых пару минут могу поговорить с одногруппницей, остановило мне и сердце, и сознание.

Продиктовала телефон Ирины, но пояснила, что та приедет в Москву только в последних числах августа. Маша расстроилась — я даже слышала, как она вздыхает:

— Жаль. Хотела ее в кино вытащить. Или еще куда…

— Но ведь из нашей группы многие живут в Москве! Костя, например. Алина, Ольга…

Я перечислила тех, о ком знала наверняка. Косте родители шикарную квартиру в центре Москвы купили, у Алины папа владеет сетью супермаркетов, у Ольгиной матери свое издательство. Знала, потому что они сами об этом говорили! Но оказалось, что мои слова можно переиначить:

— Ага. И перечислила всех богатеньких. Тусить с элитной тухлятиной — так себе развлечение. Без обид, Арин, я не тебя имела в виду!

Меня — в первую очередь. Да, в нашей группе было несколько студентов из богатых семей, но в тухлости ни один из них не смог бы со мной соперничать. Возможно, Маша в самом деле не хотела этого говорить и мгновенно пожалела, что вырвалось, потому как затем выдавила:

— Арина, а давай в кино вместе сходим? Составь мне компанию.

И тут меня разорвало на двух разных людей. Одна понимала, что Маша не особенно хочет со мной общаться, я никоим образом ей не симпатична, а другая… другая не могла поверить, что можно так запросто просто сходить с одногруппницей в кинотеатр. Что эту самую другую еще ни разу в жизни не приглашали в кино под совершенно человеческой причиной «составить компанию». Эта другая я внутри ревела о бездарно прожитой жизни. И именно она ответила:

— Конечно! Куда мне приехать?

Я знала, что меня не отпустят. Потому собралась, выждала момент и буквально крадучись улизнула. Добралась до места на такси, с превеликим удовольствием посмотрела фильм, а потом Маша предложила выпить по банке пива. Я понимала, что скандала все равно не избежать, потому согласилась. Пиво пахнет блевотиной, и из-за содержащихся газов его трудно сразу проглотить. Я осилила два глотка, а потом Маша сослалась на срочные дела. Мне так не хотелось возвращаться, что я еще долго просто ходила по улицам.

Оказалось, что я даже близко не представляла масштабов бедствия. За четыре часа моего отсутствия отец успел подать даже в федеральный розыск. А потом, когда я явилась живой и невредимой, то получила по полной программе. Хотя началось с простого: «Это общество на тебя дурно влияет. Сегодня ты пьешь в подворотне с какой-то нищей мразью, а завтра будешь ложиться под первого встречного. Потому что все так делают, а у тебя характера не хватит устоять против влияния толпы». И когда прозвучала уже предсказуемая идея о том, что высшее образование будущей жене богатого человека не особенно нужно, я не выдержала. Там уже слово за слово, и покатилось по нарастающей.

Больше всего угнетало то, что родители были правы в сути: я никогда не отличалась такой же силой воли, которая была у старших братьев, я всегда была наивной, как сказочная принцесса. Вот даже Маша — разве я не понимала сразу, что она меня терпеть не может? Но я навязалась. Как навязывалась каждому встречному. Возможно, родители и не просто так меня сдерживали, они видели мою непроходимую слабость? Но ведь до меня только сейчас дошло окончательно: мне такая жизнь не нужна. Я сама себе такая не нужна. Родители напрасно уверились, что я быстро прибегу обратно. В тот момент я была твердо уверена, что даже если буду умирать от голода — не вернусь.

В Москве оставаться нельзя. Сейчас папа отсмеется и кинется меня разыскивать. Я насчитала имеющейся наличности меньше, чем на десять тысяч. Карманные расходы, которые я утром самолично позаимствовала. Я ведь понятия не имела, принимают ли оплату картой в кинотеатре. А до тех пор я попросту не могла оказаться в таких местах, где платят наличкой, как в Средневековье. Но сейчас эти деньги оказались моим единственным спасением, хоть их и было катастрофически мало.