Несущий Свет - [32]

Вряд ли только из-за этого, продумал Парин. Но в слух спросил:

— Но, зачем думать о том, что не произойдет?

— О, мой маленький зайчик, потому что за тридцать лет службы в армии я убедился, что чаще всего происходит то, что никогда не произойдет! — Парин ожидал улыбки, но, видимо зря. Этот человек, похоже всегда говорил шутки серьезно, а серьезные вещи с улыбкой. Либо же, он не шутил, когда говорил эти вещи. Тогда он просто псих.

— Почему Вы зовете меня зайцем? Считаете трусом?

— О, как ты любишь колоться, мой зайчик! Сперва оскорбил кунгента, пусть с ним прибудут боги, теперь отказываешься от прозвища, данного мной! В твоей жажде уколоть есть что-то от ежика! Если тебя ткнуть немного палочкой, ты сворачиваешься и выставляешь во все стороны колючки, совсем как ежик! Так что отныне нарекаю я тебя зайце-ежиком! Следуй же за мной, мой маленький зайце-еж!

С этими словами Ацелий пошел быстрее, оторвавшись от них. Парин попробовал догнать его, но, устав, опять привалился к стене. Спустя сорок минут их нашел очередной солдат тактического корпуса и сказал куда нужно идти чтобы перехватить претор-легата.

Так прошел весь день. Парин пытался поспеть за вздорным стариком, страшно уставая и постоянно чувствуя слабость. Благо двое солдат неотступно следовали вместе с ним. Одного звали Карин, второй откликался только на прозвище Пенек. Это прозвище, как и многие другие дал претор-легат. От солдат Парин узнал, что он всех называл этими прозвищами. Почему прозвища были именно такими, не знал никто. Кто-то из солдат тактического корпуса гордился ими, как Пенек, кто-то стеснялся и злился. Карин относился к своего прозвищу змейки спокойно. Сам Парин решил тоже не обращать внимания больше на «зайце-ежа», который, похоже, теперь пристал к нему на всю жизнь.

За день они посетили еще две казармы и пушечный двор. Везде Ацелий задавал массу вопросов, порой абсолютно неожиданных, осматривал все, и давал несколько распоряжений. Распоряжения часто были еще неожиданнее вопросов. Но Парин начал замечать систему. Первые вопросы всегда выводили из равновесия собеседников, чаще всего касающиеся личных вещей, затем следовали уже вопросы более существенные, об общем положении дел. Похоже, это было нужно для того, чтобы во время допроса солдаты, мастера-оружейники и смотрители складов были честнее. Ведь если ты ошарашен вопросом о том всегда ли выглядишь так, будто провел только что несколько часов в обнимку с аллигатором, целуя его во все, запрещенные законом Одина и здравым смыслом, места, то вряд ли ты потом будешь скрывать недостачу муки на складе. Ты ответишь честно, пока в голове у тебя крутиться образ любвеобильного аллигатора. Честно говоря, Парина этот образ мучал до самого вечера.

Распоряжения же Ацелия можно было обобщить фразой — гарнизон должен быть готов ко всему, даже к нашествию разумных лошадей, чьи неразумные собраться вымерли более четырех веков назад по ошибке человеческих магов, и потому они хотят сделать со всеми магами вещи, о которых в приличном обществе говорить неприлично. Это образ преследовал Парина и на следующий день. Претор-легат вообще был щедр на столь шокирующие сравнения. Этим он и поддерживал свой статус самого большого чудака в войсках. Зато, в случае если одна из этих бед случалась, все говорили какой умный у них претор-легат. Впрочем, гордость длилась не долго, снова сменяясь раздражением. При этом, как заметили Карин и Пенек, Ацелий был столь часто прав, что магам пора бы было бояться разумных лошадей…

Системы в том, как Ацелий раздает прозвища, Парин пока не увидел. Но за этот день он и правда поверил, что такой человек мог провести революцию в тактике имперских легионов и заставить всех следовать этой новой тактике. За день он расспрашивал Карина и Пенька о их начальнике, и если Карин отвечал немногословно, то Пенек обожал поболтать. Он рассказал массу информации обо всем, о себе, о корпусе, о городе, о Карине, на что тот недовольно ворчал. Ну, и конечно же, очень много Пенек говорил про Ацелия. Оказалось, что шутка про пьянство по понедельникам, не шутка. Дело в том, что Ацелий был женат и жену очень любил, детей у них не было. Умерла она пять лет назад, в понедельник. Поэтому, претор-легат теперь отмечает каждый понедельник неумеренными возлияниями. Парина сразу предупредили, что должность адъютанта предусматривает составление компании Ацелию в эти сложные для него периоды. Отказавшись участвовать в такой попойке, последний адъютант и потерял свое место. Парину это сильно не понравилось. Так как он не общался с другими оруженосцами, то и в их пирушках-попойках не участвовал.

Второй день на адъютантской службе проходил также. Претор-легат оставил Парину в сопровождение только Пенька, но сегодня юноше требовалось уже не так часто отдыхать. С удивлением он обнаружил, что, заставляя себя вчера двигаться, начал чувствовать себя лучше, чем пока лежал в палате лазарета. К нему вернулся аппетит. Да и о потере руки Парин почти не думал, времени не было. А вечером, добравшись до комнаты адъютанта, он просто рухнул на кровать и не раздеваясь уснул. В очередной раз Ацелий доказал, что его методы хоть и странные, но рабочие. К тому же Парина все больше стали интересовать дела претор-легата. Часть замыслов своего нового начальника он схватывал на лету, но иногда они ставили его в тупик. И это было еще интереснее. Он обдумывал варианты, и, если так и оставался в недоумении о причинах приказов Ацелия, задавал вопросы. Ответы следовали в издевательской манере, но очень подробные. Парин понял, что Ацелий просто-напросто мыслит не так, как большинство других военных. Юноше это нравилось, ведь он тоже так и не стал своим в войсках.