Несущий Свет - [30]

— Это он так пернул?

Каррир покраснел от этого комментария, он и так нервничал из-за зрителей. Решив, что новым пока не стоит заниматься он подошел к остаткам бочек и выбрал наименее гнилую доску. Почувствовал тепло внутренне, о котором говорил Силен, и втянул его. Доска в его руках рассыпалась пеплом, тепло распирало его, и он решил попробовать выпустить огонь. Фалла говорила, огонь это не просто тепло. Он представил огонь, его бесконечный танец, красивое тепло в очаге, и попытался создать его. Из руки вырвался маленький язычок пламени, гораздо меньше, чем от горящей свечи. Все тепло ушло на этот жалкий язычок. Каррир нахмурился. Что-то было не так. Огня должно было быть много.

— Это все, придурок? — рассмеявшись спросил Рим. Кровь бросилась в голову Карриру и он решил им показать на что годиться. Прыгнул прямо на деревяшки, наклонился, будто хотел взять их в охапку и втянул все внутреннее тепло сгорания, до которого мог дотянуться. Кости снова болезненно задрожали от переполняющей его силы. С криком он швырнул всю силу теплотой в пол перед собой.

Воздух вскипел и вспыхнул, тонкий слой мусора вспыхнул в яркой вспышке, обнажив раскаленный каменный пол. Вспышка сопровождалась звуком грома, будто бы в склад ударила молния. Каррир поднялся и встал прямо на раскаленный камень. Он забирал его тепло и кидал сразу вверх над собой. Потоки горячего воздуха трепали его одежду и волосы, заставляли их плясать безумные танцы. Девочки Эма и Ама испугано вздохнули, Мелкий и Петля уставились с восхищением, а Рим лишь кивнул.

— Да, а вот это может нам пригодиться.

Похоже, они их все-таки приняли к себе. По крайней мере Фалла ободряюще ему улыбнулась из-за спины Рима.

Глава 10 Парин. Зайце-ёжик

Парин несколько раз приходил в себя, затем снова проваливаясь в забытие. Пару раз его куда-то тащили. Вокруг кружились неясные тени. Один раз сознание вернулось от громких криков, юноша не сразу понял, что кричит он сам. От осознания что крики его, сознание снова померкло. Теперь же он пришел в себя лежа на жесткой кровати в светлой комнате с широкими окнами. Сперва он видел только потолок и солнечные блики на нем, потом понял, что он не один. Вокруг стояло еще несколько кроватей, на некоторых тоже лежали люди. Кто-то из них тихонько стонал. Парин надеялся, что на этот раз стонет не он.

Проморгавшись окончательно, юноша увидел полевого хирурга в белой мантии поверх повседневной одежды спешащий куда-то между кроватями. Парин хотел попросить воды, но смог произвести только легкое шипение и пару стонов. Горло было совсем сухое. Но хирург заметил, что он пришел в себя и подошел к нему, налив стакан воды. Парин начал жадно пить, от удовольствия снова едва не лишившись сознания.

— Ты помнишь, как тебя зовут? Где ты? Что было раньше?

— П… Парин, — язык едва слушался, голос был как карканье ворона, — Я в лазарете? Помню только ночной бой манипулы…

— Повезло тебе, парень, похоже, голова в порядке. Сейчас мы тобой займемся.

Спустя два часа, ответив еще на несколько вопросов, выдержав несколько не самых приятных процедур, и выпив несколько кружек горячего бульона, Парин начал по-настоящему приходить в себя. Правая рука теперь заканчивалась чуть ниже плеча. Это его удивило, ведь он помнил, что северянин отрубил ему руку ниже локтя. Один из хирургов объяснил, что, когда его доставили в лазарет, по его руке уже начало подниматься заражение. Пришлось ампутировать руку как можно выше, и надеяться, что заражение не распространилось настолько широко, чтобы отравить всю кровь.

Ему вообще повезло, что его удалось живым доволочь до Каллимара, ведь из всей манипулы выжило менее сотни солдат, которые смогли вытащить только девять тяжелораненых, большая часть которых умерла уже тут, в лазарете от заражения. Кроме Парина выжило только двое человек. Это подавляло. Что теперь делать, Парин вообще не представлял. Он лишился места оруженосца, своего сэра, своей правой руки. Теперь его будущее вообще становилось неизвестным. Скорее всего придется вернуться к семье и надеется, что отец даст ему пенсион. Может оно и к лучшему. Он убедился, что сражения не для него. Он трус и неудачник. Лучше и дальше просто читать о чужих подвигах. С этой мыслью Парин уснул.

На следующий день, проснувшись Парин сначала подумал, что сон продолжается. У его постели сидел пьяница, с которым он говорил накануне отправки манипулы на север. Тот, разместившись на раскладном стуле, грыз куриную ножку под неодобрительным взглядом старшего хирурга.

— Претор-легат, Вы превышаете свои полномочия! На территории лазарета у Вас нет власти, тут распоряжаюсь я!

— Ну, тогда распорядитесь чтобы мне принесли выпить чего-нибудь!

— В лазарете нельзя пить вино!

— Боги с тобой, я пью вино, или что покрепче, только по понедельникам, а сегодня суббота. Принесите чаю!

Старший хирург всплеснул руками и пошел к выходу их палаты. За ним последовали его подчиненные.

— Кажется, чай мне не принесут, — расстроено сказал мужчина, потом широко улыбнулся и повернулся к Парину. — Как ты тут устроился, мой маленький зайчик?

Парин только раскрыл рот. Потом собрался и поприветствовал его, как надлежит старшего по званию.