Несущая свет. Том 2 - [43]

— Призываю Фрию в свидетели, — нараспев произнесла Альруна.

Ателинде была отвратительна эта жрица. Как могла она принимать участие в таком беззаконии и освящать этот насильственный брак? Но Ателинда хорошо понимала, как велико еще влияние Гейзара на Священных Жриц: ни одному жрецу Водана до него не удавалось подкупом или уговорами заставить свадебную жрицу освятить неправедный брак. Наступили поистине несчастные времена, времена, в которые хорошо было умирать, но не жить.

— … этого священного союза мужчины и женщины… — монотонным голосом продолжала Альруна. Ателинда не очень прислушивалась к словам, пока вдруг не услышала: — … а теперь скрестите руки, возьмитесь левой рукой за левую руку супруга, а правой за правую.

Ателинда насторожилась. Начинался ритуал священного рукопожатия, часть церемонии, которая должна была навсегда связать ее с Гундобадом. Он уже протянул к ней свои руки. Ателинда заставила себя взглянуть ему в глаза. Очень медленно она начала поднимать свои руки, ладони ее увлажнились от выступившей на них испарины.

«Вот сейчас. Надо схватить меч. Сейчас или никогда».

Внезапно тишину разорвал громкий стук копыт. В ворота усадьбы на полном скаку влетел одинокий всадник, он резко осадил коня там, где поле зреющего льна заканчивалось, и начинался двор. Сначала Ателинда узнала коня: это был серый в яблоках жеребец, который участвовал в поединке. Она внимательнее всмотрелась во всадника. Не обращая ни на кого внимания, Ателинда, затаив дыхание, сделала быстрый шаг вперед, чтобы лучше видеть, и чуть не перевернула дубовый стол жрицы. Ауриана!

Ателинде захотелось крикнуть, чтобы предупредить дочь об опасности. «Мое бедное дитя, почему ты прискакала одна? Они же убьют тебя!» — слова рвались наружу из ее груди, но комок подступил к горлу Ателинды, и она будто онемела. Ее судорожные движения выдали тайные намерения, и Ателинда слишком поздно заметила, что из разреза на свадебном платье торчит рукоять меча. Гундобад все понял! Он грубо схватил Ателинду, выхватил меч из-под ее одежды и в ярости швырнул его на землю к ногам своих воинов.

— Схватить ее! Связать эту подлую предательницу! — заревел он и, вцепившись железными пальцами в предплечье Ателинды, больно сжал ее руку, а затем толкнул женщину, так что она упала на колени. Ателинда вскрикнула от боли.

Люди Гундобада напряженно молчали, им было не по себе, противоречивые чувства одолевали их, они испытывали одновременно смущение и злость на Ателинду за ее коварство. В этот момент Мудрин, забыв все на свете, бросилась к своей хозяйке с пронзительным криком, обращенным к злодею:

— Свинья! Да как ты смеешь!

Когда Мудрин подбежала к самому шатру, Гундобад, сильно размахнувшись, ударил рабыню кулаком в лицо, так что Мудрин рухнула на землю и из ее разбитого рта потекла тонкая струйка крови.

— Гундобад, — окликнул его один из воинов негромким голосом, — оглянись!

Гундобад повернулся и увидел, что к нему приближается спешившаяся Ауриана. Гундобад пожал плечами и произнес с беспечностью самонадеянного человека:

— Я не вижу ничего, кроме призрака подлого нидинга, который осмеливается появляться среди живых людей! А ну вставай! — приказал он Ателинде, пытаясь поставить ее на ноги, но женщина вырвала свою руку и вновь упала на колени. Она застыла, сидя неподвижно в пыли и устремив глаза в небо, губы ее быстро беззвучно шевелились, произнося слова проклятья.

Ауриана остановилась, не доходя нескольких шагов до свадебного шатра. Все свидетели этой сцены напряженно молчали, взгляды всех присутствующих были прикованы к девушке. Ателинда тоже медленно повернула голову и устремила свой взгляд на дочь. Ателинда была неприятно поражена видом Аурианы: ей показалось, что перед ней стоит совсем чужая незнакомая женщина. Волосы Аурианы были гладко зачесаны назад и собраны в тугой узел на затылке, эта прическа придавала ее лицу еще более суровое выражение. Взгляд серых глаз Аурианы был отчужденным, далеким, она стояла в позе воина, готового к поединку, сконцентрировав все свое внимание на одном Гундобаде. Сердце Ателинды дрогнуло и она испытала страх за дочь и одновременно гордость за нее, залюбовавшись ее стройной прямой осанкой и молодым боевым задором. В одежде из оленьих шкуры Ауриана была похожа одновременно на грациозную женщину и дерзкого мальчишку, но кроме этого в ней ощущалась какая-то скрытая таинственная сила, коренящаяся в несокрушимой воле, унаследованной Аурианой от отца, и страстности, присущей ее собственной натуре. Вся эта сцена напоминала какой-то эпизод из древнего сказания или древней героической песни. Эта дева-воительница, вернувшаяся из мира мертвых, чтобы помочь живым, казалось, была создана поэтическим воображением барда.

Внезапно Ателинда заметила рукоять меча Аурианы, выглядывающую из ножен. «Она нашла его! Но что она собирается делать? Не может же она прямо здесь среди врагов вступить в поединок с Гундобадом! Какая дуреха! — с тревогой думала Ателинда. — Чтобы уметь сражаться мечом, надо много времени посвятить учебным поединкам и овладению боевым мастерством, ведь одного мощного оружия и доблестного сердца недостаточно для того, чтобы побеждать. Бедное мое дитя, сейчас твоя кровь обагрит эту землю».