Несущая свет. Том 2 - [41]

Ателинда с трудом могла дышать от охватившего ее волнения, мысли ее путались и бились в голове, словно зяблики в серебряной клетке. Она ощущала свою полную обреченность, потому что теперь уже не могла уклониться от свадьбы и должна была дать брачную клятву.

Первой вернулась Мудрин и сообщила, что Труснельду закрыли в ее доме и стерегут десять человек из свиты Гундобада. Старая жрица ничем не могла помочь и, запершись в одной из своих кладовых с колдовскими и целебными травами, старалась заклинаниями воздействовать на творящего беззаконие Гундобада.

Когда солнце встало уже довольно высоко над землей, вернулась Фредемунд с известием, что Витгерн придет, а вместе с ним придут Торгильд и Коньярик, но они находятся в очень жалком состоянии и потому идут сюда не спеша, полные одолевающих их сомнений.

«Что они смогут сделать, чем помочь? — думала Ателинда, чувствуя, как сердце сжимается у нее в груди. — Здесь на дворе двадцать пять или двадцать шесть воинов Гундобада, и без сомнения целый отряд укрылся где-нибудь неподалеку в засаде и сторожит дороги, ведущие к усадьбе».

Дружинники Гундобада встали тем временем в две шеренги, лицом друг к другу, соединив над головами поднятые пестро раскрашенные щиты, образуя коридор, по которому должна была пройти невеста. Среди них Ателинда с горечью увидела четырех бывших соратников Бальдемара. «Негодяи!» — в сердцах подумала Ателинда, однако она хорошо понимала, что отношение этих воинов к Гундобаду было прохладным, и их переход к нему на службу был без сомнения вызван прежде всего боязнью превратиться в таких же жалких людей, как Витгерн и Торгильд, а вовсе не горячей любовью к самому Гундобаду.

Наконец к усадьбе подъехал сам Гундобад на вороном астурийском жеребце, выбранном им в качестве боевого коня, по мнению Ателинды, из-за его схожести со скакуном Бальдемара. Гундобад был одет в ярко-шафрановый плащ, отороченный мехом куницы и застегнутый на груди брошью в виде головы ворона, указывающей на его статус вождя. На голове Гундобада сверкал бронзовый шлем, украшенный клыками вепря, в руках он держал небольшой круглый щит с золотыми накладками. Его высокие сапоги, со шнуровкой, из красной кожи сверкали на солнце. Ателинда знала, что таких сапог не изготавливали в германских племенах, они были привезены издалека каким-нибудь торговцем, имеющим связи с городами Галлии.

При других обстоятельствах Ателинда от души посмеялась бы над нелепым обликом Гундобада, изображающего из себя жениха, но сейчас она была скована страхом, потому что его роскошное одеяние только подчеркивало грубую сущность этого неотесанного человека. Создавалось такое впечатление, будто какой-то разбойник украл пышные одежды заморского принца и нацепил их на себя. Сам по себе Гундобад выглядел так, как в представлении Ателинды выглядели злые альвы: жесткая рыжая борода, огромный выпяченный живот, кривые ноги, сверкающие злобными огоньками глаза. Казалось, он не нравился даже своему собственному коню — животное похрапывало и недовольно переступало с ноги на ногу, как будто хотело, но никак не могло решиться сбросить своего седока на землю. Гундобад изо всех сил натягивал поводья, словно он имел дело с опасной собакой, держа ее на привязи. Его лицо землистого цвета было испещрено красными точками и прожилками от беспробудного пьянства. Соплеменники знали об его неумеренном аппетите и пристрастии к хмельному меду.

— Приветствую тебя, госпожа моего сердца Ателинда! — воскликнул он, обращаясь к хозяйке дома. — Пришло время вступить тебе в новый брак, а лучшего мужа, чем я, тебе не сыскать. Так что готовься, надевай свадебные одежды да поторапливайся. Не то мое терпение лопнет!

— Если ты думаешь, что можешь ходить по тем же тропам, по которым ходил Бальдемар, ты — достойный сожаления безумец! — голос Ателинды звучал резко и хрипло. — А если ты будешь настаивать и силой заставлять меня вступить с тобой в брак, я лишу себя жизни!

Гундобад не обратил никакого внимания на столь суровый ответ и спешился у свадебного шатра, отряхивая дорожную пыль со своего роскошного плаща. Затем он распорядился, чтобы арфист начинал играть. Плавные звуки красивой звучной мелодии показались Ателинде столь нелепыми и неподходящими в этих обстоятельствах, что ей на мгновение почудилось, будто она сошла с ума и находится в бреду. Печаль и скорбь в ее душе уступили место закипающей злобе на столь наглого мерзавца.

— Если ты вздумаешь лечь здесь спать, ты окажешься в осином гнезде и тебе не будет пощады! — закричала Ателинда с порога. — Если ты ляжешь там, где лежал Бальдемар, постель загорится и пламя уничтожит тебя! Если ты отведаешь моего меда, Гундобад, пусть тебя поразит страшная болезнь, пусть черви заживо сожрут тебя!

Дружинники Гундобада стояли как громом пораженные, не смея в ужасе пошевелиться. Во всем облике этой красивой величественной женщины таилась какая-то мрачная угроза. Воины чувствовали, что на их глазах творится несправедливое: Ателинда, самая благородная среди них, должна была унижаться перед ними, беснуясь от сознания своего полного бессилия и незащищенности. Поэтому они были уверены, что ее голос будет услышан темными силами ночи, и те явятся на ее защиту.