Несравненное право - [274]

— Так ли это, дочь моя? — удивленный и обеспокоенный тон кардинала мог ввести в заблужденье кого угодно, но Рене прекрасно знал, что клирик давно и во всех подробностях осведомлен о личной жизни эландских властителей.

— Ваше Высокопреосвященство, — Ольвия немного замялась, из чего Рене понял, что она не ожидала такого поворота дел, — я была выдана замуж за стоящего здесь Рене совсем юной девушкой, и я была ему достойной женой. Не скрою, — герцогиня потупилась, — нравы эландского двора в силу его удаленности от Святого престола несколько более свободны, чем хотелось бы. Но теперь, когда супруг мой должен принять корону из рук Церкви, я намерена искоренить распущенность, дабы таянский двор стал одним из самых благолепных дворов Благодатных земель.

Умно, мысленно одобрил супругу Рене, списать все на прошлые заблуждения и обещать Церкви усиление ее позиций. Тем более Ольвия не очень-то и рискует. Ее любовник вряд ли последует за ней в Гелань, а искать себе нового поздновато, так что будущей королеве самое время начинать думать о добродетели. По крайней мере, он, Рене, не намерен мешать ей спасать душу путем плотского воздержания.

Максимилиан, казалось, обдумывал услышанное.

— Ты права, дочь моя, что нравы эландского двора лучше оставить в Эланде, Церковь не склонна напоминать людям о свершенных ошибках, если те покаялись и попросили прощения, но люди не столь склонны забывать чужие грехи. Королева же должна быть вне подозрений, как никто другой.

— Брат Назарий, — бархатный взгляд клирика обратился к низенькому седому духовнику Ольвии, — исповедовалась ли ваша духовная дочь в грехе прелюбодеяния, и дано ли ей отпущение? Или же она не знает за собой подобной вины?

Назарий робко заморгал подслеповатыми глазками и сообщил, что его духовная дочь в совершенном грехе не каялась…

Ольвия наградила старика грустной и ласковой улыбкой и подтвердила, что вины за собой не знает.

— Что ж, — вздохнул Максимилиан, — добродетель должна занять причитающееся ей место. Я слыхал, что твоя кормилица, дочь моя, недавно пыталась защитить твою честь, но была осмеяна?

— Да, — скорбно опустила голову Ольвия, — неразумные и злые над ней жестоко насмеялись.

— Тот ли человек Зенобия, словам которого можно доверять?

— Да, — с трудом скрывая торжествующую улыбку, твердо произнесла герцогиня.

— В таком случае мы хотели бы ее выслушать.

— Она здесь, Ваше Высокопреосвященство, — с чувством произнесла истица, — Зенобия никогда не оставляет меня надолго.

— Пригласите ее.

Рене с возрастающим интересом наблюдал за тем, как разворачиваются события. Он достаточно хорошо знал Максимилиана, чтобы понять, что тот что-то затевает, но что? Впрочем, как бы то ни было, от Герики он не откажется.

Зенобия вошла с сознанием собственной значимости, и Рене запоздало пожалел о том, что за девятнадцать лет знакомства у него не нашлось свободной минутки, чтобы придушить мегеру. Максимилиан, выждав, пока кормилица оглядится, важно ее благословил и попросил рассказать все, что она знает. Баба затараторила, как стая сорок, жалуясь одновременно на всех. Похоже, старая ведьма была истинным кладезем сплетен и имела глаза на затылке и уши на животе, как раз на уровне замочных скважин. Рене от отвращения передернуло, но Максимилиан слушал старуху с невозмутимым лицом, не останавливая, но и ни о чем не спрашивая. Постепенно словесный шторм начал спадать, и Зенобия, растерянно поморгав лишенными ресниц хитрыми глазками, остановилась.

— Поклянешься ли ты, дочь моя, именем Господа, что все сказанное тобой правда и то, о чем я тебя спрошу, также будет правдой?

Женщина, окинув недобрым взглядом Рене, истово приложила руки к костлявой груди, где под платьем находилась надетая при именовании восьмилучевая Звезда с Именем Творца.

— Хорошо, дочь моя. А теперь отвечай, кто является отцом второго сына и дочерей твоей госпожи?

Казалось, Зенобия онемела, а кардинал, не отрывая от старой сплетницы внимательных глаз, внезапно ставших жесткими, задавал вопрос за вопросом:

— Как давно Ольвия Арройя вступила в прелюбодейную связь с Огистом Ганком? Как часто потворствовала ты ей в этом, передавая письма и обустраивая и оберегая места свиданий? Принимала ли ты подарки от Ганка за эти услуги? Как давно исповедовалась своему духовнику в этом грехе?

Старуха дрожала крупной дрожью, но молчала. И тогда клирик, тяжело привстав, вызвал храмовую стражу.

— Что ж, если ты, дочь моя, не желаешь говорить правду служителям Творца нашего, придется передать тебя в руки Скорбящих Братьев, ибо я имею точные сведения, что ты занимаешься Недозволенной ворожбой…

Адмирал с удивлением слушал, как Максимилиан перечислял прегрешения старухи, и в устах клирика невинная торговлишка противозачаточными зельями и гадание на обычных простеньких картах (об О Зенобия, видно, не имела и понятия) разрастались до размеров чудовищного святотатства. Будь на месте обвиняемой кое-кто другой, Рене бы искренне возмутился и не преминул бы заявить, что в Эланде, хвала Великим Братьям, покуда обходятся без синяков, но происходящее слишком живо касалось самого адмирала, и тот промолчал. Свидетельница же под тяжестью возведенных на нее обвинений неуклюже рухнула на колени и, безобразно голося, поползла к Феликсу, явно намереваясь облобызать архипастырскую мантию. Архипастырь нетерпеливым жестом остановил грешницу…