Неспокойные воды Жавель - [14]

Свернув на авеню Ла-Порт-де-ла-Плен, я заметил на углу кокетливую лавчонку, возле которой стояли два мотоцикла и мотороллер. Чуть поодаль виднелся гараж или мастерская. Я остановился, вылез из машины и вошел в лавку, всю заставленную новенькими двухколесными средствами передвижения. Молодая женщина за конторкой что-то подсчитывала при свете лампы. Заслышав меня, она подняла от работы красивое и необычайно симпатичное лицо, приветливо поздоровавшись со мной.

– Добрый день, мадам,– сказал я, приподняв шляпу и добродушно улыбнувшись.– Месье Жаннен здесь?

– Да, месье.

– Могу я его видеть?

– Конечно.

Она встала и, открыв находившуюся за конторкой дверь, позвала:

– Кики!

– Да,– ответили ей откуда-то из глубины мастерской.

– Тебя здесь спрашивают.

– Иду.

Минуту спустя месье Кики Жаннен стоял передо мной. Это был человек среднего роста, крепыш, с умным лицом и смеющимися глазами. Я выложил ему ставшую уже привычной байку о так называемом наследстве, которое сделает Поля Демесси почти ровней Ага-Хану, с разницей, ну, скажем, в каких-нибудь несколько миллиардов, затем принялся расспрашивать его об этом человеке. Месье Жаннен подтвердил, что да, Демесси помогал ему иногда, но вот уже два месяца, как он не нуждается больше в его услугах. А точнее, он его попросту выставил за дверь.

– По двум причинам. Видите ли, в основном я занимаюсь мотоциклами. Иногда попадается автомобиль, но это, в общем-то, редкость. А Демесси интересовался почти исключительно механикой автомашин. Нельзя сказать, что он был плохим механиком, но ему не хватало практики.

– И это вторая причина?

– Нет. Он позволил себе отпустить один или даже несколько сомнительных комплиментов в адрес моей жены.

Я взглянул на молодую женщину. Не было ни малейших сомнений в том, что она достаточно красива и наверняка вызывала восторги, а уж сомнительные или нет – дело десятое.

– А!

– Словом, неприятный тип,– заявил в заключение мой собеседник.

Я не стал его спрашивать, занимал ли у него Демесси деньги. На это у того, пожалуй, не хватило бы нахальства. Мы обменялись еще кое-какими замечаниями, затем я распростился с приятной парой и двинулся в обратный путь, на площадь Балар.

* * *

Хозяин бистро, судя по всему овернец, с большими черными усищами и густыми бровями, угрюмо мыл, и мыл, и мыл стаканы. То и дело погружая руки в мойку, он обменивался односложными замечаниями с молоденькой девушкой, которая время от времени приходила из кухни через дверь, находившуюся в восточной стороне стойки, и без всякой видимой пользы вставала рядом с ним. Из «заднего зала», отделенного невысокой створкой, доносился стук костяных шаров, сталкивавшихся на зеленом сукне бильярда. Бистро освещалось тусклым желтоватым светом. Конечно, это не Бог весть что, но, по мне, лучше уж такое освещение, чем эти новомодные лампы дневного света, которые суют теперь повсюду, отчего все вокруг принимают очаровательный вид жмуриков.

В зале со стойкой я был единственным клиентом. Я выбрал столик у радиатора, от которого веяло приятным теплом, упомянутая мной девушка принесла аперитив. Компанию мне составлял красивый, упитанный, полосатый кот, дремавший, застыв вроде сфинкса, на планке радиатора. С трубкой во рту я дожидался, пока у «Ситроена» пробьет час освобождения. Дым от моей трубки медленно, но довольно-таки нахально устремлялся к потолку.

На улице лил дождь. Вода струилась по стеклам, и порою на фоне этого водяного занавеса возникали редкие тени – прохожие, которые куда-то спешили, прижимаясь к стенам, то ли чтобы укрыться, то ли чтобы принять душ, попав под водосточный желоб. В автобусной конторе на другой стороне улицы тихо мерцал свет. Когда автобус проходил по улице Леблан слишком близко к тротуару, слышно было, как громко хлюпает взметнувшаяся из-под колес вода.

В бистро вошли двое рабочих, они размахивали фуражками и отряхивались, кляня эту собачью погоду. То, что падало с неба, похоже, не отличалось приятной теплотой. Они пожали руку хозяину, который другой рукой продолжал тем временем полоскать свои стаканы, сделали заказ, потребовали игральные кости и начали партию в 421. Не прошло и минуты, как явились еще двое посетителей. Девушка, о которой уже говорилось, с привычной улыбкой заняла свое место за стойкой, в любой момент готовая принять заказ. Глубоко вздохнув, хозяин бросил мытье посуды. Таков, видно, здесь обычай. Теперь, когда клиенты были уже на месте, им предстояло самим заниматься мытьем стаканов, если они хотели получить их чистыми, свежевымытыми.

Кафе мало-помалу заполнялось шумным пролетарским людом. Потревоженный кот открыл один глаз, потом второй, потянулся и потихоньку отправился на поиски более спокойного местечка.

Я заранее сообщил свое имя хозяину бистро и официантке и попросил, в случае если ребята, которых я не знаю, спросят меня, направить их к моему столику, но до сих пор ко мне так никто и не подошел. От набережной Жавель до площади Балар не ближний конец, и, возможно, мои металлисты отступили под натиском холодного ливня, который, казалось, вовсе не собирался утихать.

Но вот в ту минуту, когда двое мужчин покидали бистро, четверо других, наоборот, вошли, и вместе с ними ворвался сырой воздух. Среди этих четверых один был североафриканец, но он, похоже, не принадлежал к их компании. Едва переступив порог, он оторвался от группы, с трудом нашел место у стойки и, облокотившись на нее, со смиренным видом заказал кофе. А трое других, войдя в заведение, все вместе стали оглядываться по сторонам. За столиком сидел только я один, и как бы там ни было, верно, по моему виду сразу можно было догадаться, что я кого-то дожидаюсь. Самый молодой из этой тройки, высокий и сухощавый, в американской фуражке с поднятым вверх козырьком, подошел к моему столику.