Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [61]

.

Период российского Просвещения конца XVIII – начала XIX века характеризовался различными исходящими «сверху» способами улучшения общества, направленными на благоустройство мира и народов, развитием «нового взгляда на общество и его переустройство»[460], а также ростом числа книг, газет и журналов, увеличением числа читателей. Одновременно с этим увеличивалось количество негосударственных кружков, в которых вырабатывались новые формы социальности; зарождался слой публичных интеллектуалов, воздействовавших на мнение людей, которые, в свою очередь, постепенно входили в общественные круги через печатное или письменное слово; создавались новые фигуры речи и выражения, характерные для формировавшегося дискурса[461]. Согласно Ю. Хабермасу[462], публичная сфера – это прежде всего пространство частных лиц, которые образуют некоторую общественность – диалоговую область, направленную на критическое обсуждение определенных вопросов. Она состоит из социокультурных институтов, определяющих социальные практики в зависимости от иерархической системы символических значений, принятой в конкретном обществе. Воспроизводство публичной сферы, таким образом, происходит через коммуникативные действия, дискуссии в салонах и литературных кругах, печатные и публичные выступления. Подчеркивание морального и политического значения общественных клубов, салонов, кружков, университетов, театров и аналогичных учреждений/организаций можно рассматривать как часть общеевропейского и даже трансатлантического дискурса, связанного с социальными практиками «общественной коммуникации» XVIII, XIX и XX веков[463].

Появление политической публичной сферы происходит, по словам Хабермаса, из «литературной публичной сферы», в которой общественные мнения зарождались путем обсуждения актуальных проблем через печать. Важным критерием публики и публичного является уход от опеки государства и церкви[464]: механизмы публичной сферы предполагают наличие открытой дискуссии (дебата), критики государственно-властной линии, а также источника общественного мнения. С развитием «печатного капитализма»[465] и ростом интеллектуального капитала происходило постепенное зарождение публичных интеллектуалов – образованных людей, основными отличительными признаками которых были «профессионально развитые способности и умения пользоваться письменным (печатным) словом, понимать и создавать тексты, и искусство пользоваться словом в публичном пространстве, влиять на умы и сердца, действовать печатным словом „на сцене Истории“»[466]. Они же, в свою очередь, участвовали в расширении пространства публичного как в дискурсивном, так и географическом отношении. Авторы и их тексты часто мигрировали из одной институционализированной системы в другую, приобретая в каждом новом контексте определенную, даже инструментальную функцию. Поэтому, применяя исследовательскую оптику, например, интеллектуальной истории[467], можно проследить развитие и трансформацию текста и его значения для общества в новых контекстуальных условиях.

Последние исследования, связанные с концептами публичной сферы и гражданских пространств (civic spaces), фокусируются на общественной активности преимущественно в локальной перспективе центра и западных окраин Российской империи как «наиболее развитых» регионов[468]. Имперский и пространственный повороты[469] в современной историографии внесли значительный вклад в понимание роли и функционирования различных групп, регионов и дискурсов вне политических центров (Санкт-Петербурга и Москвы), которые тем не менее были тесно с ними связаны. Несмотря на промышленную и социальную отсталость некоторых областей Российской империи, развитие коммуникаций и горизонтальных социальных пространств привело к распространению механизмов публичной сферы (или ее зачатков/элементов) даже в отдаленные части империи. Одной из таких частей была и Сибирь. В этой связи, применяя заданные концепции в качестве исследовательской рамки к сибирскому пространству, в настоящем исследовании я рассмотрю происхождение и развитие общественного движения в Сибири и его влияние на «инородческую»[470] самоорганизацию в XIX – начале XX века.

Данная статья прослеживает эволюцию институтов публичной сферы в Российской империи, подчеркивая значение имперского пространства и, в частности, роль региональных акторов, которые пытались интегрировать Сибирь в современные гражданские практики и дискурсы. Помимо этого, рассматриваются отношения между региональной самоорганизацией, политико-административным контролем и механизмами цензуры, которые, несомненно, ограничивали функционирование публичной сферы, но никогда полностью не разрушали автономию общественных пространств с момента их образования и распространения по всей империи. История сибирской публичной сферы является наглядным примером того, как идея социальной коммуникации была усвоена сибирскими студентами в Санкт-Петербурге, а затем ретранслирована в местный контекст. Как, таким образом, трансформировалась российская публичная сфера в XIX веке применительно к сибирскому пространству? Уникальна ли «сибирская публичная сфера» в контексте имперских преобразований? Какова была роль местных акторов за пределами политического центра в XIX веке в Российской империи? Насколько региональную активность сибиряков можно измерить с точки зрения создания публичных (общественных) или гражданских пространств?