Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [106]
По сути структура протокола собрания в целом повторяла структуру основного доклада, который должен был включать в себя рассказ обо всех сторонах жизни предприятия с выводом о позитивных изменениях, что подтверждает наблюдения о внутренней цикличности авторитетного дискурса. Майкл Урбан, посвятивший свое исследование анализу речей генеральных секретарей, видел закономерности в конструировании советских текстов. Он, в частности, отмечал замкнутую логическую структуру в речах генеральных секретарей[852]. В отличие от Урбана, Юрчак считал этот эффект не запланированным, но «мутировавшим» в результате «попыток большого количества людей, участвующих в производстве текстов на этом языке, сделать свой собственный субъективный авторский голос как можно менее заметным»[853]. Цикличность нарративов партийных протоколов – явление того же порядка: выступавшие коммунисты вставляли полный цикл объяснений о достоинствах и недостатках работы и в решения/постановления, и в доклады. При этом степень подробности объяснений могла варьироваться от случая к случаю, однако последовательность частей строго соблюдалась.
Доклад на партсобрании служил эталоном, на который ориентировались другие коммунисты. Поэтому способ представления материала, равно как и форма доклада, были призваны описать ее таким образом, чтобы, с одной стороны, внушить людям оптимизм и веру в правильный путь развития, указать на преимущества «социалистического хозяйствования», а с другой – рассказать о трудностях, с которыми сталкиваются руководители, и назвать недостатки. Сделать это следовало так, чтобы недостатки не «затмили» собой успехов в общей картине мира. В этом смысле доклады на партсобрании склонялись в большей мере к оптимистическим интерпретациям рабочей повседневности (как в романах соцреализма), даже если она не слишком к этому располагала. Настоящий коммунист должен был рассмотреть суть происходящих перемен (то есть прогресс и развитие в построении социализма) даже там, где его было не видно простым рабочим. Другими словами, «общую тенденцию» не следовало путать с «отдельными недостатками».
Выступление на партсобрании требовало определенных знаний и умений не только в подборе информации, но и в ее структурировании. В конце концов, раскритиковать доклад могли в любой момент и присутствовавшее на собрании районное руководство, и свои коммунисты, поэтому докладчик тщательно подбирал правильные факты и формулировки, аккуратно обходил «острые углы».
Доклад на собрании совхоза или леспромхоза не просто служил введением в суть заседания, но воспроизводил в миниатюре принцип публичной речи. Перечисление положительных и отрицательных сторон в деятельности партийной организации находило отражение в вопросах и репликах, в то время как формулируемые задачи в конце доклада напоминали решения и постановления. Более того, иногда эта структура дублировалась в решениях партсобраний, подводивших итоги партийных встреч. Таким образом, базовая структура повествования, встречаемая в разных вариациях и разных частях протоколов, являлась своего рода универсальным способом в публичном описании советской реальности.
В предыдущей части мы показали, что типичный протокол партийного заседания может быть рассмотрен как образец или модель «тотального взгляда» на повседневность. В этих протоколах все части докладов тематически (содержательно) вращаются вокруг заданной повесткой обсуждения темы собрания, диалектически освещая разные стороны вопроса. Иными словами, реплики и вопросы к докладам полностью отвечают заявленной теме, логично перетекая в постановления и решения.
Однако время от времени протоколы демонстрировали своего рода сбои в логике и последовательности обсуждений. В некоторых протоколах тематика обсуждаемого доклада уходила на второй план, ставя в центр внимания вопросы, волновавшие собравшихся коммунистов, но не вынесенные в повестку собрания. Так, например, на собрании 4 марта 1966 года в колхозе «Красное знамя» Мигачевскго сельсовета обсуждались два вопроса: проекты директив к XXIII съезду КПСС по пятому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР и отчет о работе сельского клуба в 1965 году. Хотя первый вопрос касался общесоюзной повестки, коммунистов интересовали конкретные вопросы, касавшиеся жизни в совхозе. Они спрашивали: «Дадут ли трактор нашему колхозу в 1966 году?»[854] Похожим образом проходило собрание в совхозе «Борьба» в 1960 году. После доклада представителя Кирилловского райкома А. А. Батулиной, посвященного «итогам декабрьского пленума», коммунисты перевели разговор на показатели социалистических обязательств в своем колхозе и обсуждали, должны ли они брать завышенные обязательства, если точно уверены в их невыполнении[855].
Общий связный нарратив партийного собрания (и протокола), выстроенный вокруг заранее заданной тематики повестки дня, оказывается разорван дискуссией. Эта дискуссия, зачастую весьма критическая по отношению к докладу или совершенно доклада не касавшаяся, но запечатленная в протоколе в разделе реплик и комментариев к докладу, велась на тему, никак не связанную ни с заявленным докладом, ни с последующей резолюцией собрания. Подобный разрыв семантической структуры нарратива происходил, как правило, в пределах раздела «Вопросы и реплики». Решения и постановления собрания снова возвращались к заявленной докладчиком теме, игнорируя озвученные во время обсуждения доклада производственные проблемы. Хотя далеко не все протоколы включали в себя семантический разрыв, их частотность в общем корпусе документов была высокой, а противоречие заявленной и обсуждаемой тем, как правило, очень наглядным.
