Неснятое кино - [37]
– А я опять опоздала.
– Опять, – подтвердил он.
– Что же теперь будет? – в притворном ужасе спросила она.
– Теперь – все, – вздохнул С. – Мороженого не куплю.
– Ой, дяденька, дяденька! – Она запрыгала вокруг него. – Купи мороженого!
Они сидели в кафе. Она ела из вазочки мороженое и рассматривала фотографии. С. смотрел на нее.
– Здорово… – выдохнула она наконец.
Он смотрел на нее.
– Он у тебя такой таинственный, – сказала она. – Какой-то совсем незнакомый город. Хочется пожить – там… – Она подняла глаза. – О чем ты сейчас подумал?
– Я? Ни о чем.
– Неправда! Ты на меня посмотрел и о чем-то подумал!
– Ешь, – сказал он. – Растает.
– Скажи!
Он рассмеялся. Она смотрела на него.
– Ты, упрямое существо… – предупредил С.
– Ну? – вдруг посерьезнев, тихо сказала она.
Несколько секунд они не отрываясь смотрели друг другу в глаза.
– Я подумал, – сказал он, – черт с ними, с фотографиями. У меня в кармане ключ от квартиры.
– Где деньги лежат?
– Нет, просто от пустой квартиры.
Опустив голову, она аккуратно отделила от пломбира кусочек и разделила его пополам.
Сырой осенний Петербург прилип к прямоугольнику окна: в полусумраке необжитой квартиры С. бережно вел Лику сквозь все па вечного любовного танца, и напряжение уходило из ее тела…
– Ты меня любишь? – спросила она.
Не ответив, он, как на кнопку звонка, нажал пальцем на ее нос:
– Дзынь!
Они поцеловались, и она снова примостилась к нему на плечо. Он лежал, неотрывно глядя в темнеющий за окном город.
– Ты не ответил, – услышал он ее голос.
Теперь, украдкой встречаясь на городских углах, они спешили спрятаться в свое новообретенное убежище. Осень теряла цвет, кончался октябрь…
Он лежал, привычно глядя в серый квадрат за оконной плоскостью. Из ванной комнаты доносился шум льющейся воды. Он встал, быстро натянул на себя брюки и подошел к окну. Открыл форточку, глубоко втянул сырой свежий поток. За сеткой проводов и цинком крыш, неудержимо притягивая взгляд, темнел купол Исаакия.
Прошлепав в коридор, он втащил в комнату ящик с аппаратурой, поменял объектив и начал колдовать над диафрагмой.
Сзади раздался смех.
Она стояла в дверях – в его рубашке, с распущенными по плечам волосами.
– Стой где стоишь! – крикнул он и потянулся в ящик к другому фотоаппарату.
– Не надо!
– Не уходи! Секунду!
– Ну я прошу!..
Он вскинул фотоаппарат. Она опрометью скрылась за косяком двери. Он в недоумении опустил руки.
– Лика! – позвал он.
Никто не ответил ему.
Он вышел в коридор, прошел в кухню. Лики нигде не было.
Дверь в ванную комнату была заперта.
– Олененок, я не буду тебя снимать. Выходи, – пообещал он, прислонившись к двери.
– Честно?
– Честное пионерское, – поклялся он и ушел комнату.
Через минуту ее недоверчивое лицо осторожно появилось из-за косяка. С., скрестив ноги по-турецки, сидел возле своего ящика.
– Закрой свой сундук, – потребовала она.
В ответ он торжественно щелкнул замком.
– Ну то-то, – сказала она. – Агрессор.
И появилась из-за косяка вся – в одной рубашке, освещенная вдруг выстрелившим из-за туч солнечным лучом.
– Иди сюда, – сказал он.
– Не-а.
С., хитро улыбаясь, потянулся к ящику с фотоаппаратом.
– Ты обещал, – напомнила она.
С. медленно, как охотник, боящийся спугнуть дичь, открыл крышку.
– Ты обещал, – сказала она. В глазах стоял страх.
От пригородной станции, на которой жила Лика, до ее дома надо было еще ехать на автобусе. На кругу конечной остановки было пусто: они стояли под серым, сеющим мелкую морось небом и целовались на глазах у какого-то неодобрительного мужика.
– Ну, иди, – сказала она наконец. – Электричку пропустишь.
– Пропущу, – подтвердил он.
– Иди. У тебя, наверное, дел…
Он пожал плечами.
– Тогда давай пойдем пешком?
Они шли через парк, поминутно припадая друг к другу.
– Стой! – вдруг сказал он. – Смотри!
Только начинало смеркаться, косые слоистые куски солнца лежали в просвете между влажными стволами.
Сделав несколько снимков, он перевел объектив на нее.
– Нет, нет! – Лика в неподдельном испуге закрыла лицо руками.
– Что с тобой?
– Я боюсь, – ответила она.
– Чего? – изумился С.
Лика не ответила.
Несколько метров они прошли молча.
– Жизнь уходит, – вдруг сказала она.
– Ты-то откуда знаешь? – усмехнулся он.
– Ты не понял. Жизнь уходит – от человека на его фотографии. Я читала.
– Что за ерунда! – воскликнул он.
Лика упрямо замотала головой:
– Уходит. Правда-правда.
– И ты во все это веришь?
С. обогнал ее и пошел спиной вперед, испытующе заглядывая в смущенное девичье лицо.
– Не во все. Во многое.
– Жуть! – С. скорчил страшное лицо.
Лика рассмеялась, и он незаметно, не целясь, щелкнул затвором фотоаппарата.
– И в черный астрал веришь? – спросил он завывающим голосом.
– Да! – принимая его игру, выкрикнула она.
Он успел сфотографировать ее еще раз.
– И в прорицание?
– Да!
– И в заряженную водичку?
– И в водичку! – хохоча, заявила она.
С. без перерыва щелкал затвором.
– Даю установку! – прогудел он. – На счет «десять» из вас выходит к чертовой матери вся эта ерунда…
Через несколько секунд они опять целовались. Ящик с фотоаппаратурой болтался на его плече, мешая поцелую, и С. осторожно поставил его на землю.
За стеклом сгущались сумерки; черное на серо-лиловом, раскачивалось от ветра дерево. Поглядывая в окно, С. жадно ел борщ. Из комнаты доносился стук пишущей машинки, потом прекратился.
