Неснятое кино - [24]

– Андрей! – раздался сзади голос Жуковой. Она стояла в одном полотенце, улыбаясь.

Деветьяров задернул шторы.

– Раз и! Два и! Три и! Четыре и! – командовал Деветьяров. – И пошли круги! Голова! Плечи! Грудь! Таз! Колени! Стопа! И побежали! Ножки выше! И поскакали обезьянками! Наташа, это не обезьянка, это дохлый бегемотик!

Дверь открылась. На пороге спортзала стояла Жукова.

– Андрей Николаевич! – не слишком пряча улыбку, сказала она. – Можно?

Деветьяров встал с четверенек.

– Можно – что? – спросил он.

– Войти, – сказала Жукова.

Деветьяров подошел к магнитоле и выключил музыку.

– Ну, попробуй, – сказал он.

Жукова вошла и закрыла дверь.

– Ну, вошла, – сказал Деветьяров. – И что?

Семеро девушек, прекратив работу, смотрели во все глаза.

– Я проспала, – улыбнулась Жукова.

– Много спать вредно, – холодно произнес Деветьяров. – От этого пухнут мозги и рождаются дети-дебилы.

Он включил магнитолу и, отвернувшись от Жуковой, обратился к семерке занимающихся:

– Поехали. Волна! И раз! И два!

– Сто-оп!

Шленский откусил от яблока и тихо сказал:

– Еще раз.

Все разошлись по кулисам, и снова по замысловатой траектории вышли к своим точкам, и снова остановились неодновременно.

– Еще раз! – потребовал Шленский.

После третьего раза Стеценко осталась стоять посреди сцены.

– Не понял, – сказал Шленский.

– Сколько можно ходить-то? – спросила Стеценко.

– Пока не научитесь, – ответил Шленский и снова откусил от яблока. – А что?

– Я больше не пойду, – заявила Стеценко. – Я не заводная.

– А я заводной! – заорал Шленский. – Я заводной и буду лечить ваш санаторий, пока не сдохну! Уйди с глаз, рыжая, пока я не убил тебя этим огрызком! Умения – как у морской свинки, а гонору – на Голливуд!

Стеценко фыркнула, но все-таки убралась за кулисы, из-за которых тут же высунулась Веснина.

– Леонид Михалыч, а что, опять с самого начала?

Шленский запустил в кулису огрызком.

– Псих, – заметила Лаврушина. – Но симпатичный.

– Начали!

– А-а-а! – заорал Деветьяров и, схватившись за голову, картинно рухнул на колени перед Весниной. – Наташенька! – взмолился Деветьяров. – Ну, давай еще раз. Последний китайский раз.

– Ta-та-та, ту! Ту-ту, та, та! – прохлопал он ритм.

Веснина попробовала повторить – и снова мимо ритма.

Деветьярова скривило, как от зубной боли.

– Я научусь, честное слово, – пообещала Веснина.

– Научишься – женюсь, – пообещал Деветьяров.

– А мне и не надо, – сказала Веснина, и взрыв женского хохота потряс зал.

– Ну, давай от печки, – сказал Шленский.

– Меня зовут Лена Кузнецова, – сказала Кузнецова. – Я из Нижнеудинска, работаю медсестрой…

– А легче? – попросил Шленский. – Ну, как будто кругом не враги.

– Меня зовут Лена Кузнецова…

– Как тебя зовут?

– Да что же это у него с памятью? – громким шепотом сказала Стеценко. Малютка Шефер в зале прыснула.

– Убью! – не оборачиваясь, крикнул Шленский. – Давай, давай…

– Меня зовут Лена Кузнецова, – сказала Кузнецова.

– Зоя Космодемьянская.

– Нет, Кузнецова. – Лена улыбнулась.

– Замри! – заорал Шленский. – Во-от, ты же улыбаться умеешь! А чего скрывала? Ну, раз ты не Зоя Космодемьянская, а Лена Кузнецова, да еще такая симпатичная, – давай еще раз…

…В одиннадцатом часу вечера Деветьяров и Веснина сидели на полу спортзала друг напротив друга и, как туземцы в барабан, стучали по полу. Веснина все пыталась поймать свой хлопок.

– Та-та-та, ту! Ту-ту, та, та!

– Ой, – сказала Веснина. – Ой, получилось.

– Еще разок – давай? – не поверил ушам Деветьяров.

Веснина дала еще разок.

– Получилось! – Она завизжала от восторга, повисла на шее у Деветьярова и звучно поцеловала его в щеку.

В приоткрытую дверь спортзала за всем этим наблюдали Жукова и Стеценко.

– Теперь точно женится, – сказала Стеценко.

– Это мне, – сказал Деветьяров, забирая со стола у Лаврушиной и Черышевой пирожные с кремом.

– Ну Андрей Николаевич! – возмущенно крикнула Лаврушина.

– Козленочком станешь, – сказал неумолимый Деветьяров и откусил от пирожного.

Смешливая Шефер опять прыснула.

– А ты ешь, Мэрилин павлодарская, а то тебя в профиль не видно… Девочки, – обратился он к лишенным сладкого, – с завтрашнего дня ваши полдники идут на поправку Шефер!

Закончив свое антре, Деветьяров присел за столик, где полдничал Шленский, и положил перед ним надкусанное пирожное.

– Это тебе, Эфрос. От конкурсанток.

– Спасибо, – не моргнув глазом сказал Шленский и положил пирожное в рот.

– Приятного аппетита, Леонид Михайлович, – остановившись, сказала проходившая к своему столику Кузнецова.

– Пользуешься успехом, – поднял брови Деветьяров.

– Я им – не пользуюсь, – ответил Шленский.

Один эскиз сменялся другим.

– Это пролог, – комментировал художник, щупловатый парень с бородкой а-ля Арамис. – Значит, здесь вот – как договаривались, металлическая лента, а стробоскоп либо здесь, либо здесь.

– Может быть, сюда какое-нибудь цветовое пятно? – спросил Шленский.

– А будет! – сказал художник. – Там же фотография цветная, в цвете сомо…

– В каком?..

– Сомо. Ну это такой… желто-розовый.

– А кто это сказал? – поинтересовался Шленский. – Насчет фотографии?

– Ева, – сказал художник. – Она говорит, вы в курсе.

– Ясно. И кто там будет… в цвете сомо?..

– Да я откуда знаю… – ответил художник и, почему-то опустив глаза, занялся поиском следующего эскиза.