— За что? — совершенно без выражения спросила Кэрдин.
А Марина посильнее зажала рот, что бы не крикнуть то же самое. Взгляд Кэрдин скользнул по галерее. Кажется, что черные глаза, словно Х-лучи, видят сквозь любую преграду.
— Ни за что. Они только себя считали людьми, нас же… Недочеловеками.
— Довольно обычный мирренский расизм.
— В какой-то степени, ты, Пантера, как обычно, права. Расизм. Только в сотни, если не тысячи, раз худший. У мирренов предел фантазии — «Этнографический заповедник». Знаешь про такой?
— Разумеется. В центре Южного материка«…для охраны редких животных и примитивных племён». Самый настоящий заповедник с егерями и браконьерами. Причем браконьеры, особенно из аристократов, не только и не столько на зверей охотятся. В административном кодексе даже статья есть: «За убийство представителя примитивного племени — далее список — на территории заповедника — месяц общественных работ, или штраф- пять минимальных размеров оплаты труда».
— Даже миррены признают, что у примитивных племен есть какие-то права. А то, что творил враг на земле моей бывшей Родины… Хорошо, что я этого не видел. Север был всё-таки специфическим театром войны. Там не только с врагом сражаешься, но ещё и с природой. Тяжело там было… Хотя, в то время нигде медом не мазали. Я за год с лишним ни одного живого врага вблизи не видел. Нескольких с гарантией к рыбам отправил. Один у берега брякнулся, достали. Истребитель. Ягер — охотник по- ихнему. Имена тут мне казались на немецкие похожи… Мне показали документы ягера того. Фотографии… Не старше меня был, а уже с фрау и киндером. Его зажигалку я уже здесь потерял, пистолет до меня кто-то прикарманил, а крест союзникам на виски сменяли.
— Виски… Виски… Что-то вроде «Островного ячменного», выдержанного в дубовых бочках?
— Примерно. Не понимал англичан, почему они так гоняются за всякими немецкими сувенирами. А меня от этих крестов тошнило. С детства у меня крест с чем-то мерзким и враждебным ассоциировался. А тут ещё чёрных крестов принесло.
— Ты орден того мира носишь…
— Ношу. Последнее, что из того мира осталось.
— Про самолёт забыл.
— Ну, это уж плод неумеренного подхалимажа. Его же по нескольким ведомствам растащили. Это уж МИДв, точнее, лично министр решил таким образом выслужиться. Подарок ко Дню Коронации, так сказать.
Когда увидел в ангаре — онемел. Сомневаюсь, что в день выпуска «Ишак» выглядел лучше. Настолько он был неестественно-новеньким. Словно из другого мира…
Чуть улыбнулся император, на лице Кэрдин тоже что-то дрогнуло.
— Показалось — взлетишь — и окажешься там. Серое море, серые скалы — и тот разведчик, уходящий на одном моторе. Даже подумал — что если взлететь — снова окажешься там. Молодым. Чем тогда будут казаться воспоминания о происходившем здесь? Бредом, сном или последствием контузии?
Сев в кабину, я понял одно — как в одну и ту же воду нельзя войти дважды, так не вернёшься и в молодость. Там другие свели с ними счёты.
А если у них истребителей много,
Пусть пишут в хранители нас.
Хранить — это дело почётное тоже,
Удачу нести на крыле…
— Я хорошо понимаю намёки. «Хранитель». И не пытайся сказать, что это твои стихи. Хватит с нас «Тачанки» и прочего, чем ты разнообразил отечественный песенный репертуар.
— У тебя, Кэр, отменная ирония. Чем же тебе «Все четыре колеса» не угодили? Сама же тачанки использовала, когда «министершей» звалась. И заметь, я никогда не утверждал, что «Тачанку» написал.
— Вся столичная полиция третий день ржет: четверо великосветских балбесов, включая двоих членов Великих Домов первого ранга уволокли с киностудии пулемёт и ворох холостых патронов, водрузили его в кузове пикапа и помчались под «Тачанку», открывая пальбу на каждом перекрёстке. Убить — никого не убили, но массу народа перепугали. Кончилось тем, что пришлось применить «гусеницу», и пикап этот с пропоротыми шинами улетел в пожарный водоем. Придурков этих выловили, хотя и не стоило. Медики зафиксировали многочисленные переломы, ушибы и гематомы, полученные при оказании сопротивления. Знаешь, чья машина, и кто за рулем был?
— Конечно, знаю. Пусть месяцок посидят, подумают. Им повезло, что никого не покалечили, и штраф за испорченное городское имущество оплатили чуть ли не раньше, чем квитанция пришла. А то бы получили всё, что полагается. Я полицейское управление поставил в известность, что бы всех принимавших участие в задержании наградили ведомственной грамотой. И что бы об изменениях в их служебном положении докладывали в МИДв.
— Скряга ты… Нет, что бы часы именные от своего имени пожаловать, или орден какой дать. Награда есть — хорошо, с занесением в личное дело — совсем замечательно, и ни медяка не потрачено. Сплошная экономия!
— Не заработали они на орден. Да и время сейчас… Сама знаешь — время какое. Скоро много орденов давать придётся. Не за ловлю пьяных водителей.
— Я знаю. Но время это пока не пришло…
— Пока нет, но ходит оно очень близко…
— Хватит о грустном, Кэр.
— Как скажешь.
— Третья мировая война на моем веку. А если считать ещё ту, во время которой родился — то четвёртая. Знаешь, я стал уставать от такого количества войн.