Хьюго захлестывало отчаяние. Научная эрудиция доктора начала действовать. Хьюго стал опасаться, что не сможет убедить доктора, и операция не состоится.
— Как приятно узнать, что такой известный, симпатичный молодой человек, как вы, ходит в церковь на воскресную проповедь, — пробормотал доктор.
— Я был в церкви в последний раз, — рявкнул Хьюго и рассказал о мыслях пастора во время проповеди о сексе и насилии.
Доктор сдержанно улыбнулся:
— Служители церкви тоже смертные. Очень возможно, вы принимали свои желания за…
— И последнее, — Хьюго чувствовал, что должен добиться своего. Как доктор сможет объяснить его катание по полу церкви, весенний ветерок, запах цветов, непередаваемый экстаз, когда прихожане пели «Скалу Вечности».
Но доктор лишь презрительно хмыкнул:
— Обычное явление для простых и восприимчивых верующих. В этом нет ничего дурного.
— Триста человек смотрят, как здоровенный мужик весом двести тридцать пять фунтов бьется об пол, как пойманный тунец! — закричал Хьюго. — В этом нет ничего дурного? Вы сами сказали мне, что если бы люди действительно могли слышать, они бы извивались в экстазе на полу при исполнении концертов Бетховена.
— Бетховена, да. Но «Скала Вечности», — он оказался снобом, этот доктор Себастьян. — Там-там-та-ди, там-там-да, — пренебрежительно пропел он.
Затем доктор снова стал серьезен, наклонился через стол и успокаивающе похлопал Хьюго по плечу:
— Мой дорогой юный друг, я верю каждому вашему слову. Вы несомненно думаете, что все это с вами произошло. Случившееся на футбольном поле легко объяснить. Вы прекрасно подготовлены к особенностям определенной спортивной игры, находитесь на пороге полного расцвета вашего таланта, а понимание игры должно приводить к получению практических результатов. Этому надо только радоваться. Я уже объяснил случай с картами, пастором, вашей женой. Происшедшее с дамой по имени Сильвия является проявлением вашего чувства вины в сочетании с естественными для мужчины вашего возраста сексуальными потребностями. Остальное, к сожалению, не более, как галлюцинация. Я предложил бы обратиться к психиатру. Я знаю прекрасного специалиста и могу ему позвонить, и…
Хьюго зарычал.
— Что вы сказали? — спросил доктор.
Хьюго снова зарычал и подошел к окну. Доктор, встревоженный, тоже подошел и посмотрел вниз. Ярдах в пятидесяти от дома по мягкому, усыпанному листьями, газону мальчик лет пяти шел к гаражу соседнего дома. Затем доктор вздохнул:
— Будьте любезны пройти в операционную.
Когда часом позже Хьюго вышел из дома доктора Себастьяна, за его левым ухом белел маленький кусок пластыря. Левая сторона его головы вновь напоминала закупоренную бутылку сидра, но он счастливо улыбался.
До конца сезона Хьюго не перехватил ни единого паса. Он поддавался на самые элементарные уловки, бежал налево, когда игра смещалась направо, и не мог слышать указаний Джонни Смейтерса. Через две игры Джонни перестал с ним разговаривать, а после окончания сезона с ним не возобновили контракт. Тренер аргументировал свое решение тем, что травма головы у Хьюго оказалась слишком серьезной, и следующее подобное столкновение, не так уж редкое в футболе, грозило ему полной инвалидностью.
Доктор Себастьян прислал счет на 500 долларов, которые вместе со штрафом и взятками судьбе и газетчикам в сумме составили ту самую тысячу прибавки, полученной от тренера. Но Хьюго не жалел, что их пришлось заплатить.
К десятому января он уже уверенно продавал страховые лицензии в агентстве тестя. В новой работе Хьюго испытывал лишь одно неудобство: ему всегда приходилось садиться слева от клиента.
