Неслышные голоса - [16]

Хьюго положил трубку. Затем совершенно отчетливо он услышал, как его мать, за 1000 миль отсюда, в северной части штата Мэн, сказала отцу: «С родителями. Держу пари». После этого Хьюго не подходил к телефону.

Сибил прилетела из Флориды в субботу вечером. Она прекрасно выглядела в новом меховом манто, которое подарил ей отец. Хьюго купил себе шляпу, чтобы Сибил не заметила ссадины от полицейской дубинки, по крайней мере в аэропорту, на людях. Раньше он никогда не носил шляпу, но надеялся, что Сибил не обратит на это внимание. Она действительно ничего не заметила. Дома Сибил также не увидела ссадину, хотя та просвечивала сквозь волосы, если, конечно, пристально посмотреть на голову. Она радостно щебетала о Флориде, пляжах, лазурной воде и розовых фламинго. Хьюго радовало, что она хорошо отдохнула, и он похвалил ее новое меховое манто.

Сибил очень устала и предложила пообедать дома и пораньше лечь спать. Хьюго не возражал. Он не хотел видеть никого из знакомых. Впрочем, он вообще никого не хотел видеть.

За обедом Хьюго выпил три бокала бербона. Часов в девять вечера Сибил сладко зевнула и пошла в спальню. Хьюго начал стелить себе постель на кушетке в гостиной. На этой неделе он несколько раз вспоминал томный смех, донесшийся до него из окна Сильвии, и теперь мысли о сексе вызывали у него отвращение. Он даже заметил некоторые функциональные изменения в нижней части тела, и стал сомневаться в способности удовлетворить женщину.

«Держу пари, — думал он, — я буду первым мужчиной в истории человечества, ставшим импотентом из-за смеха».

Сибил вышла из спальни, когда он взбивал подушку. В черном, совершенно прозрачном пеньюаре.

— Дорогой, — в голосе слышался упрек.

— Сегодня суббота, — ответил Хьюго, кладя подушку на простыню.

— И? — по внешнему виду Сибил, стоявшей в пеньюаре в дверном проеме, никто бы не догадался, что она беременна.

— Ну, в субботу во время сезона, — мямлил Хьюго, — я привык, можно сказать, спать один.

— Но ведь завтра нет игры, Хьюго, — в ее голосе появились нотки нетерпения. Дальнейшее сопротивление не имело смысла.

— Это правда, — согласился Хьюго и пошел в спальню. Если уж он импотент, пусть Сибил сразу узнает об этом. К счастью, его страхи оказались напрасными. Возможно, из-за трех бербонов. В разгаре любовных ласк, когда Сибил дышала так часто, что Хьюго испугался, не будет ли у нее сердечного приступа, до него донеслись ее мысли: «И чего я не купила то зеленое платье у „Бонвита“[10],- спокойный, задумчивый голос Сибил звучал у него прямо над ухом. — Я смогла бы носить его без пояса. И потом я могу распороть старую норковую шапочку и сделать манжеты к коричневой хламиде, которую я купила на прошлое Рождество. Может быть, мои запястья не будут выглядеть такими костлявыми с мехом вокруг них».

Хьюго закончил свои труды, и Сибил, удовлетворенно сказав: «Ах» и поцеловав его, заснула, слегка похрапывая. Хьюго еще долго лежал, глядя в потолок и изредка переводя взгляд на запястье Сибил, думал о семейной жизни.

Когда он проснулся, Сибил еще спала. Хьюго не стал ее будить. Вдали призывно звонил церковный колокол: чистый, невинный, несущий покой измученной душе. Хьюго выскользнул из постели, быстро, но тщательно оделся и поспешил навстречу райским благам религии. Он сел сзади, в боковом приделе, успокоенный органом, молитвами и приподнятой атмосферой раннего воскресного утра.

Проповедь была о сексе и насилии в современном мире. Хьюго оценил ее по достоинству. После пережитого он просто не мог обойтись без совета святой церкви по этим проблемам сегодняшнего общества.

Пастор, мужчина высокого роста с красным лицом, вещал решительно и энергично. Впрочем, насилие получило лишь поверхностное и довольно краткое осуждение. Верховному Суду предложили улучшить свою деятельность и обуздать орду бунтовщиков, наркоманов и прочих грешников, готовых поглотить христианское общество благодаря современной, атеистической, как с презрением выразился пастор, трактовке гражданских прав, и на этом с насилием было покончено.

А вот перейдя к сексу, пастор развернулся на полную мощь. Церковь дрожала от его проклятий журнальным обложкам с фотографиями обнаженных девиц в соблазнительных позах, половому воспитанию детей, нездоровому интересу к противозачаточным средствам, добрачным связям, шведским и французским кинофильмам, купанию нагишом, объятьям на заднем сиденье автомобилей, всем романам, написанным после 1910 года, школам совместного обучения… Досталось пикникам молодежи без взрослых, мини-юбки заняли две минуты и даже ношение париков получило свою долю презрения, как средство соблазнения слишком податливых американских мужчин. Продолжая в том же духе, он мог бы закончить проповедь запрещением перекрестного опыления.

Хьюго сидел в последнем ряду, испытывая очищение. Какое это приятное чувство. Именно за этим он и пришел в церковь. Несколько раз он чуть было не сказал «Амен» после особенно выразительных частей проповеди.

Затем, постепенно, он начал осознавать, что в его левом ухе слышится тихий голос: «Эй ты, на четвертом сиденье слева в третьем ряду, ты с маленьким розовым подбородочком, почему бы тебе не зайти ко мне сегодня попозже за душевным утешением, ха-ха». В ужасе Хьюго понял, что слышит внутренний голос пастора.