Несломленная - [20]

Но это еще не все, что решил папа. В придачу к тому, что я больше не буду ходить в школу, я должна уволить Крэйга Миллера. Он не объясняет причин – просто говорит, что наше с Крэйгом время вышло. И почему-то сделать это нужно сию минуту. Он уже решил, что дальше я буду сотрудничать с Лесли Боури – капитаном сборной в Кубке Федерации. Он видел, как она тренирует в «Уайт Сити», и знает, что у нее репутация фантастического игрока и специалиста. Он считает, что мне будет очень полезно поработать с бывшей спортсменкой такого уровня. Он знает, что я знакома с Лесли по нашим командным поездкам и что она мне нравится. Но сначала я должна распрощаться с Крэйгом. И да, уволить его должна именно я.

В течение нескольких следующих ужасно неловких дней я избегаю Крэйга, которому нужно, чтобы я посетила ежегодную линейку стипендиатов NSWIS, сдала нормативы, да и элементарно приходила на наши обычные тренировки. Я как могу отлыниваю и отмазываюсь.

Выполнить указание отца для меня очень сложно. Я не уверена, что поступаю правильно, но мне всего 14: я не могу ни прямо сказать все Крэйгу, ни возразить папе. Доходит до того, что я по телефону рассказываю Крэйгу сказки, чтобы только откосить от его планов. Когда ему надоедает, что я не могу точно сказать, приду ли на линейку, он говорит, что будет вынужден сообщить об этом руководству NSWIS и главе тенниса штата Барри Мастерсу. У меня начинается паника. Я не хочу никого подводить и говорю ему:

– Постараюсь завтра быть на тренировке.

В результате я делаю, как мне велел папа, – на тренировке не появляюсь – и это конец. С Крэйгом я больше не работаю.

Что бы я обо всем этом ни думала и чувствовала – это только мои трудности. Я живу по правилам моего отца. Я никогда ему не перечу, потому что прекрасно знаю, каким адом это чревато. Интересно, кто-нибудь из 14-летних игроков в «Уайт Сити» находится в такой же ситуации? Кто-нибудь играет в теннис в таком же страхе, как я?

4. Лесли, 1998

Лето 1998 года. Я ношусь по пешеходной дорожке у шоссе, вдыхая полные легкие углекислого газа от проезжающих мимо машин. На автостраде Хум грохочут тракторные прицепы. В плотном воздухе западного Сиднея стоит удушливая жара. На моей загорелой коже блестит пот. Я бегаю на пределе возможностей: руки у меня болят, ноги забиты, – так что я снова начинаю говорить сама с собой:

– Все в порядке. Все будет хорошо.

Я бормочу эти слова снова и снова, пока бегу десять километров до дома сквозь смог и ядовитые испарения.

Эта пробежка от станции Бэнкстаун вдоль забитых дорог западного Сиднея полюбилась моему отцу как наказание для меня за недостаточно трудовые тренировки. Которые, на его взгляд, случаются часто.

Он следует за мной в нашей новой машине – я под постоянным наблюдением. Иногда он притормаживает посреди плотного движения, опускает стекло и рявкает, чтобы я не останавливалась. Я тем временем уже еле держусь на ногах от усталости и не уверена, что смогу добраться до дома. Но если я остановлюсь, он изобьет меня так, что я не останавливаюсь.

Это беспощадное наказание следует за тремя часами тренировки на корте, проведенными на адской жаре с Лесли Боури. После неловкой ситуации с Крэйгом я больше не тренируюсь с командой штата, и она стала моим личным тренером, оплачиваемым из моей стипендии NSWIS. Тренировки с ней изнурительные, но для меня они своего рода отдушина. Как я и почувствовала в нашу первую встречу в Штатах, она меня понимает. Я чувствую, что мы с ней похожи и по-человечески, и профессионально. Лесли превосходно организована и невероятно тверда. В ней есть стержень, и я думаю, она видит его и во мне. Я ей поклоняюсь и чувствую, что она на моей стороне.

Сначала мы тренируемся как минимум три часа в день шесть дней в неделю. Потом она удваивает это время: три часа утром, потом обед и еще два-три часа после. Для Лесли очень важна дисциплина. Перерывов мы почти не делаем. Разговорами она тоже не увлекается. Самое важное для нее – это рабочий процесс. «Смотри, не опускайся в учебе», – предупреждает она меня.

Как и в «Уайт Сити», отец по-прежнему незримо присутствует на моих тренировках. Бывает, что он уходит прогуляться, но обычно он наблюдает. Следит, чтобы на корте я все делала правильно. Если ему кажется, что я недорабатываю, в перерыве он подзывает меня к себе и шепчет: «Ты у меня дома получишь. Я из тебя все дерьмо выпорю».

После такого меня накрывает паника, и я с трудом могу продолжать тренировку. Обычно после его предупреждения у меня еще около часа занятия с Лесли. Как правило, если он разозлился, только чудо может спасти меня от избиения, так что я уже в ужасе предвкушаю, что меня ждет. Мне сжимает грудь, становится трудно дышать. Но мне нельзя подавать вид перед Лесли – нужно вести себя нормально и продолжать тренировочную свистопляску без каких-либо эмоций. Но в голове я уже прокручиваю обратный путь домой и ад, который мне предстоит. Думаю, как он врежет мне со всей силы, как только мы окажемся в машине. Очень трудно в таком состоянии нормально закончить тренировку.

Иногда Лесли организует мне совместную тренировку с Кэтрин Барклэй. Кэтрин старше меня на десять лет и стоит в топ-200 одиночного и топ-50 парного рейтингов. Она заставляет меня играть на пределе, но я знаю, что, стоит мне проиграть, папа взбесится, поэтому я опять жульничаю. Я говорю, что мячи, которые были в корте, ушли в аут. Кэтрин жалуется Лесли – говорит, что так играть невозможно. Но я знаю, что Лесли говорит ей не обращать на это внимания. Однажды она сказала ей: «Я тебе скажу, почему она так делает. Потому что у нее такой отец, что она не может позволить себе проиграть».