Несколько дней из жизни следователя - [16]

Начался новый этап следствия. Собственно назвать его новым не совсем правильно. Проверке подлежали уже имеющиеся в деле показания свидетелей, следственные эксперименты, заключения экспертов.

В очередной раз допрашивается Иван Марчук. Теперь он знает обо всех доказательствах, которыми располагает следствие. Он хорошо понимает, что глупо отрицать тот факт, что после ухода из дому за ножом для разделки сала он был на огороде и ссорился с Собиным. Теперь он подробно рассказывает об этом, о том, как Собин бросил ему в лицо вилы, одним из зубьев которого поранило переносицу. Я сдержал себя, утверждает Марчук, и по просьбе матери ушел. О том, что она убила Собина, узнал только из ее рассказа. Такие же показания давала на допросах и Мария Марчук.

Трудно, ох как трудно, опровергать показания лиц, причастных к совершению преступления и сговорившихся ввести следствие в заблуждение, но еще труднее им, сговорившись, правдоподобно лгать при детализации обстоятельств убийства.

При осмотре места происшествия следователь описал в протоколе лишь позу и состояние трупа Собина, указал на столовый нож, лежавший недалеко от трупа, и изъял его. Вилы, о которых настойчиво твердили Марчуки, в протоколе зафиксированы не были. Встал вопрос, были ли вилы вообще. В личном подсобном хозяйстве, в любом дворе имеются десятки различных предметов, используемых для вскапывания огорода или других надобностей, к ним привыкают, они никому не бросаются в глаза, и поэтому допросы свидетелей, бывших в доме Марчуков, ничего не дали. Тем более, что установить нужно было не просто наличие вил, а по возможности выяснить, были ли они в тот день на том месте, где погиб Собин. При повторном осмотре места происшествия спустя несколько лет мать и сын Марчуки представили вилы, одним из зубьев которых, как они утверждали, и был ранен Иван.

Погожий осенний день. По словам участников следственного эксперимента, погода стоит такая же, как тогда, в день гибели Собина. Для участия в проведении следственного эксперимента приглашен статист, изображающий потерпевшего, изготовлен манекен. Показания каждого из лиц, причастных к трагедии, проверяются отдельно, фиксируются с помощью кинокамеры и переносного магнитофона. Каждого из них просят детально воспроизвести все, что помнят о событиях того дня.

Двинулся статист, за ним Мария. Вот они на огороде; события разворачиваются так, как излагает Мария Марчук. Она показывает, где и как стоял Собин, где был сын. Бросается в глаза неестественность ее поведения, суетливость, необычная словоохотливость.

Статист стоит лицом к дорожке, ведущей к дому Марчуков. «Где же были вилы?»—звучит вопрос следователя. Мария мелкими шажками подбегает к деревянному ящику для инструментов, находящемуся слева от статиста, показывает — здесь. Да, именно здесь, твердит она. Собин схватил вилы и бросил их в лицо сына. Статиста заменяют манекеном. Марии предлагают показать, как это происходило. Уточняют, не допускает ли она ошибки в определении местонахождения вил, взаиморасположения сожителя и сына во время ссоры. Нет, нет, настаивает Мария. Она показывает все точно так, как было в тот день.

Марию сменяет Иван. Внешне он спокоен. Вилы? Ах да. Он разворачивается в противоположную от деревянного ящика сторону, идет к навозной куче, находящейся у забора огорода, и показывает: Собин подбежал сюда, схватил вилы и ко мне, с размаха бросил. Уклониться я не успел, но расстояние было приличным, они были на излете и потому только поцарапали переносицу. Не допускает ли ошибки в определении местонахождения вил в день убийства? Нет, что вы! Это же мой огород. Землю перекапывал той осенью, а вилы всегда держали возле навозной кучи. Порезы на руках? Вот уж нет. Это еще с утра, когда разделывали кабанчика. Каким ножом мать убила Собина? Не знаю! Говорит, что тем столовым ножом, который нашли возле трупа. Этот же нож как орудие убийства называет и Мария Марчук, но так ли это? Специалисты-биологи тщательно исследуют следы крови на ноже. Вывод их чрезвычайно интересен: кровь на нем соответствует не только группе крови Михаила Собина, но и Ивана Марчука.

Принимавшие участие в следственном эксперименте судебные медики, оценив пояснение Марчука, описание и фотоснимки, отображающие характер имевшихся у него повреждений, изучив представленные Марчуком вилы и изъятый с места происшествия нож, приходят к категорическому выводу: рана на лице Марчука не могла образоваться от удара вилами. Вместе с тем они не исключают, что и она, и порезы на руках могли быть причинены все тем же столовым ножом.

При таких обстоятельствах принципиальное значение приобретало установление точного места, где после убийства Собина находился нож. На фотоснимках, сделанных при осмотре, отчетливо виден нож на вскопанном черноземе. Значит, его не могли не видеть те, кто первым подошел к трупу Собина. На этом месте они находились несколько часов, почти до прибытия следственно-оперативной группы и, стало быть, могли поднимать нож, рассматривать его, наконец, переложить на другое место. Не исключалось, что Иван Марчук, если он не был убийцей, мог также подходить к трупу и брать нож в руки, а если и нет, то выдвинуть такую версию для объяснения, почему кровь его группы оказалась на орудии преступления.