НеСказки о людях, случившихся на моем пути - [10]

Мимо. Все мимо и мимо. Просто шла, отдавая дань своему радужному детству, вопреки тридцатипятиградусной жаре и полному отсутствию движения воздуха. По раскаленным бетонным плитам парка, поросшим чахлой желтой травой, по неестественно потрескавшейся земле пустыря сразу за, еще при моем детстве, поломанными аттракционами.

Не знаю, сколько времени в этом городке не было дождя, нужно будет у мамы поинтересоваться… Деревья – уныло выжженные, люди – лениво-вымученные, стая бездомных собак, мимо которой я прошла с небольшой опаской, и та – меланхолично-дружно даже ухом не повела. Страсти-то какие… И все равно – с каждым шагом, с каждым смутно знакомым прохожим, я чувствую как оживают и расцветают всеми цветами радуги картинки моего светлого и потерянного детства. Многое уже забылось, многое, напротив, не забудется никогда.

Светлая ему память и новое воплощение.

О Господи, это еще что такое? В пяти шагах от меня стоит старое заржавелое «Солнышко» – качели с люлькой, делающие полный оборот на триста шестьдесят градусов сверху вниз, единственные, которые сломались не ранее, чем я вышла из возраста любителей подобных душещипательных аттракционов. В люльке, полусидя-полулежа, сидит замурзанный ребенок, лет шести. Взгляд у него совсем не ребячий – таким взглядом смотрит человек, полностью утративший не только веру в людей, но и в то, что жизнь – не воплощенный ад, хотя бы иногда. Губки поджаты, да и синюшные какие-то – голодный он что ли? Смотрит куда-то под мои ноги, но меня не замечает. Играет желваками, хлопает ресницами…

Медленно, стараясь не спугнуть мальчишку, этого новоявленного маугли, подхожу к качели, открываю железную калитку, достающую мне до пояса и сажусь на корточки.

– Меня зовут Ира.

Не реагирует.

– Где твои родители?

Отвернулся.

– Ты голодный?

Съежился, положил головку на колени.

– Пойдешь со мной?

Молчит. Пробую взять его за руку.

Не одергивает – уже хорошо. Помогаю ему подняться на ножки. Не такой уж он и маленький оказался. Худой просто. Его взлохмаченная головка достает мне почти до плеча, хотя я конечно далеко не Клаудиа Шиффер.

– Пойдем, – говорю. – Буду тебя кормить.

Задумался, а потом сжал крепче мою руку, и мы пошли искать хотя бы какую-то забегаловку, пусть даже уличную, лишь бы там продавали не только пиво. Уже почти у железных ворот парка, ведущих на улицу, нас догнал дедушка. Откуда он взялся? Думаю что из вон той билетной кассы, больше вроде бы не откуда.

– Куда пацана ведешь? – крикнул.

– Кормиться. А что? Вы его знаете?

– Кормится это дело. Он уже третий месяц по парку ошивается. Прогоняю – возвращается. Его сердобольные старушки из окрестных домов покармливают.

– А где его родители?

– Да кто ж его знает!.. Город наш все-таки не маленький… Ты не цацкайся с ним особо – вдруг он больной, какой!

– Не волнуйтесь, – раздражено киваю и иду восвояси. То же мне – здоровый нашелся. У деда этого – нос свекольного цвета и щеки опухшие. То ли пьет много, то ли много пьет.

Мальчишка молчит всю дорогу, да и после того, как мы спустя минут десять находим более-менее приличное заведение с вывеской «Домашняя кухня», присаживаемся за столик и я заказываю тарелку борща, вареники с картошкой, компот – ему и чашку кофе-гляссе – себе, он не становиться более разговорчивым. Ест как-то уж слишком вяло, будто и не голодный вовсе. В конце концов, и вовсе перестает ковыряться ложкой в тарелке борща, выпивает компот одним махом и смотрит на меня. Серьезно так. А в глазах блеск какой-то нездоровый.

– Ты не болен, часом? – спрашиваю.

Ответа, как и следовало ожидать, не последовало и я просто протянула руку и дотронулась до его лба. Да уж… Тридцать девять – не меньше. И что теперь с ним делать – в больницу вести? Так не примут, наверное, а если и примут, вряд лечить станут, сразу в детский дом какой-нибудь сдадут.

– Покажи горло, – попросила я его.

Училась-то я в медицинском, не на врача, правда, на психолога, и то недолго, но в принципе два курса общего медицинского и специального психологического не прошли даром. Кое-как простуду от ветрянки и психоз от невроза отличу. Давно уже занимаюсь живописью и арт-терапией, но образование из песни не выкинешь.

Ангина. Огромный багровый гнойник с белым кольцом вокруг – что-то в этом роде я подозревала. Придется лечить, а потом уж расспрашивать и думать что дальше.

– Пошли-ка, – говорю. – В аптеку, на рынок и домой.

На секунду в глазах мальчишки явственно читается удивление, но разговорчивей он от этого не становится. Ладно, может немой… Лечить-то все равно нужно.

– Дочь, ты что незаметно родила ребенка, сдала его в детский дом, а сейчас у тебя проснулись материнские чувства и ты решила познакомить меня с внуком? – протараторила мамуля едва за нами закрылась входная дверь.

Я не сдержала улыбки.

Мама… В своем репертуаре. Иногда мне кажется, что я взрослее ее…

– Ребенка нужно лечить, – бросила я, скидывая босоножки. – И еще неплохо было бы найти его родителей.

Тут мальчишка хватает меня за руку, отрицательно трясет головой, я читаю мольбу и нескрываемый животный ужас на его замурзанном личике. Что ж происходит-то?..