Несчастное сознание в философии Гегеля - [85]

Безусловно, рассуждения о «тайне» философии Гегеля небезосновательны, и в первую очередь пото — му, что сам Гегель в Предисловии к «Феноменологии Духа» недвусмысленно дает понять, что экзотерической, то есть доступной всем формой может обладать только рассудочное знание. «Без… развития наука лишена общепонятности и кажется находящейся в эзотерическом владении нескольких отдельных лиц; — в эзотерическом владении: ибо она имеется налицо всего лишь в своем понятии или налицо имеется лишь ее „внутреннее”; — нескольких отдельных лиц: ибо ее неразработанность делает ее наличное бытие единичным. Лишь то, что вполне определено, есть в то же время экзотерическое, понятное и годное для того, чтобы быть изученным и стать достоянием каждого. Рассудочная форма науки — это всем предоставленный и для всех одинаково проложенный путь к ней, и достигнуть при помощи рассудка разумного знания есть справедливое требование сознания, которое приступает к науке, ибо рассудок есть мышление, чистое „я” вообще; и рассудочное есть уже известное и общее для науки и ненаучного сознания, благодаря чему последнее в состоянии непосредственно приобщиться к науке».[197] Несмотря на видимую позитивную оценку рассудочной, экзотерической формы, не следует забывать, что истина для Гегеля гораздо удобнее чувствует себя все же в разумной форме. Возможно, эзотеризм гегелевской философии имел вынужденный характер и был обусловлен политическими обстоятельствами. «Во время строгого соблюдения цензуры, от 1818 до 1830 года… единственная область литературы, в которой тогда еще билась живая мысль, — область философской мысли, — перестала говорить по — немецки, потому что немецкий язык перестал быть языком мысли. Дух говорил неясным мистическим языком, ибо нельзя уже было говорить в понятных словах о том, понимание чего запрещалось».[198] Отметим, что типологически сходные внешние обстоятельства могут порождать и религиозный (в форме апофатического богословия Псевдо — Дионисия) и светский (в форме «эзотерического марксизма») эзотеризм.[199]

Мы не берем на себя смелость решать каким- либо образом вопрос об «эзотерическом» Гегеле. Отметим только, что установка на исследование «тайны», «эзотерического» содержания любого учения заранее предполагает, что такое исследование будет выходить за рамки систематического, внешне связного изложения данного учения, предпринятого его автором. Незавершенные фрагменты, наброски, ранние произведения, устные высказывания закономерно оказываются за пределами системы, но для расшифровки возможной «тайны» именно они будут представлять особый, даже исключительный интерес. В идеале историко — философское исследование должно стремиться к сочетанию эзотерических и экзотерических источников. Здесь, вероятно, следует избегать двух крайностей: абсолютизации неопубликованного и устных высказываний, которая ведет к пренебрежительному отношению к тому, что может быть получено на основе письменного наследия, и абсолютизации опубликованного, которая может привести к «недооценке действительного эзотеризма..».[200] С этой точки зрения книга Жана Валя является образцовым историко — философскими исследованием.

Отметим, что у самого Гегеля эзотеризм также приобретает историко — философский характер. В том отношении, в каком с экзотеризмом связано обыденное восприятие связей и противоречий различных философских учений, их истинное соотношение остается на уровне «закрытого», эзотерического. «Противоположность истинного и ложного так укоренилась в общем мнении, что последнее обычно ожидает или одобрения какой‑либо имеющейся философской системы, или несогласия с ней, а при объяснении ее видит лишь либо то, либо другое. Общее мнение не столько понимает различие философских систем как прогрессирующее развитие истины, сколько усматривает в различии только противоречие. Почка исчезает, когда распускается цветок, и можно было бы сказать, что она опровергается цветком; точно так же при появлении плода цветок признается ложным наличным бытием растения, а в качестве его истины вместо цветка выступает плод. Эти формы не только различаются между собой, но и вытесняют друг друга как несовместимые. Однако их текучая природа делает их в то же время моментами органического единства, в котором они не только не противоречат друг другу, но один так же необходим, как и другой; и только эта одинаковая необходимость и составляет жизнь целого».[201]

Экзотерически несчастное сознание у Гегеля возникает тогда, когда оно проходит ступени стоицизма и скептицизма. Несчастное сознание — это «сознание себя как двойной, лишь противоречивой сущности».[202] На первый взгляд, в «Феноменологии» несчастное сознание является одной из форм являющегося духа, необходимой формой, но мера его необходимости не превышает меру необходимости стоицизма и скептицизма. Эзотерически несчастное сознание, согласно Ж. Валю, играет и в «Феноменологии», и в гегелевской философии в целом гораздо более важную, точнее, универсальную роль. Во — первых, исторические формы несчастного сознания многообразны и включают в себя иудаизм, романтизм, кантианство, а также определенные стадии развития христианства. Во — вторых, если несчастное сознание — это сознание разорванное и осознающее свою разорванность, то любая форма являющегося духа в той мере, в какой она является определенной, то есть ограниченной формой, оторвана от того, что ее ограничивает, то есть в конечном счете от Абсолюта. И следовательно, такое сознание в любом случае будет разорванным, а значит, и несчастным. Поэтому согласно Ж. Валю любое сознание, пока оно не тождественно Абсолюту, — это несчастное сознание.