Несчастное сознание в философии Гегеля - [80]

Таким образом мы разыгрываем ту игру, которой наслаждался Дамаскин, когда он в своем мышлении следовал за гипотезами Парменида[183] Более того, мы видим, что это множество, которое рассматривалось как низшая ступень, это множество λόγος, жизни, становится свойством самого гегелевского понятия. То, что вынуждало нас подниматься выше идеи жизни, как и выше идеи любви, позволяет нам на них задержаться и заметить в них то, что позже будет понятием. Именно это и сделает Гегель, когда в Различии между филосфией Фихте и философией Шеллинга сформулирует идею тождества нетождественного; когда, в то же самое время он будет утверждать единство всеобщего и единичного. В трактате о Naturrecht он указывает, что если безразличное называют единством различий, то можно сказать, что абсолют есть единство безразличного и отношения, единство, которое, в соответствии с тем, что речь пойдет о физической природе или о природе нравственной, будет представлено в отношении, связанном с ним как преобладание множества или единства. Безразличие или единство — это свобода; отношение или «относительное тождество» — это необходимость, и таким образом мы везде имеем единство свободы и необходимости. Если мы рассмотрим каждую из этих крайностей, мы обнаружим в ней ее противоположность; имеет место постоянный переход из одного в другое. Таким образом, идея понятия (Begriff) — это и есть идея единства противоположностей; в этом, согласно Гегелю, заключалось глубокое открытие философии Канта и Фихте, и именно эту идею выявил Шеллинг. Благодаря ей сущность витализма может быть включена в саму Логику. Не определяется ли живое, мыслящее существо в Первой системе и в Системе Нравственности как противоположность самому себе?

Абстрактное единство — это не то единство, которое ищет Гегель, но единство множественное, потому что живое. Идея живого — это идея, которая разделяется на множество идей подобно тому, как религия живого — это религия, которая предполагает секты и расколы. Кроме того, причина и следствие отличаются друг от друга, и тем не менее они объединяются в единственном понятии.

Мы рассматриваем уже не жизнь вообще, а особую форму жизни, религиозную жизнь, какой ее описывал Гегель в теологических сочинениях; не увидим ли мы здесь идею единства единого и многого? «Существует ли идея более высокая, чем идея принадлежности к целому, которое, взятое как целостность и единичность, представляет собой разум единого Бога, чей сын был индивидом?»

И не находим ли мы в вере, к которой он уже вернулся в своем замысловатом анализе, однако не пришел еще к достаточно ясным идеям, такого единства противоположностей?[184] «Вера — это способ, которым то, что вновь объединяется — и благодаря которому разрешается антиномия — присутствует в нашем представлении; воссоединение является деятельностью; такая рефлексивная деятельность, взятая как объект, и есть то, во что верят». В конечном счете необходимо найти нечто такое, что ни от чего не зависит, что дает абсолютное единство, то, во что можно верить. Это напоминает аргумент о перводвигателе, в бесконечно активном покое которого примирялись бы все движения разума. Антитезис может быть доказан по отношению к синтезу; но синтез являлся, согласно Гегелю, в то время объектом веры, каким был и для Гамана или для Якоби. Он представляет собой независимость и тем самым недоступен любому доказательству.

В вере, так же как и в любви, но еще более сильным образом, Гегель подчеркивает единство противоположностей, которое он там находит. Он всегда видел в ней некую напряженность. Вера — это предчувствие бессознательного единства и имеющееся в настоящем чувство разлада; она является двойственным единством противоположностей. «Члены антиномии должны ощущаться или познаваться как борющиеся друг с другом, и их отношение должно ощущаться или познаваться как антиномия; но то, что пребывает в борьбе, может быть познано как пребывающее в борьбе лишь в том случае, если оно уже единое; единство есть мера, согласно которой может проводиться сравнение, согласно которой противоположности как таковые проявляются именно как противоположности, то есть как неудовлетворенные». Так как «для того, чтобы они были противоположностями, их единство должно предполагаться».[185]

Если вера и содержит в себе противоположности, она тем не менее стремится к самому глубокому единству; разум верующего становится разновидностью, стороной божественного. Он вновь находит прежнее изначальное единство в противоположностях; поскольку в вере имеется взаимодействие между нами и божественным.

Идея позитивности приобретает тогда для Гегеля значение, благодаря которому углубляется тот смысл, который мы ей придавали вначале: позитивно то единство, которое нельзя создать посредством представлений. Иррационализм, о котором мы говорили, включается теперь в более высокую рациональность. Позитивная религия — это прообраз того, чем будет понятие. В этом перводвигателе объединяются различные движения, и они объединяются с покоем.

Что такое стадия различий, если не момент неудовлетворенности и несчастного сознания? Но именно после этой стадии, где рефлексия производит все больше и больше противоположностей, наступает момент, когда такая противоположность воссоединяется в инстинкте удовлетворения. Противоположность утрачивает свой характер отчужденного бытия, и жизнь возвращается к жизни.