Несчастье от кареты - [4]
Приказчик. Извольте быть надежны, деньги будут.
Фирюлин. А девочка будет твоя, о которой ты просил.
Шут. Вывезли много вы диковинок, а жалости к слугам своим ничего не привезли; знать, там этого нет.
Фирюлин. Жалости к русским? ты рехнулся, Буфон. Жалость моя вся осталась во Франции, и теперь от слез не могу воздержаться, вспомнив... О, Paris! ..
Шут. Это хорошо! плакать о том, что вы не там, а слуг своих без жалости мучить; и за что? чтоб французскую карету купить.
Фирюлин. Перестань и не говори о этом! Нам, несчастным, возвратившимся из Франции в эту дикую сторону, одно только утешение и осталось, что на русскую дрянь, сделав честной оборот, можно достать что-нибудь порядочное французское; да и того удовольствия хотят нас лишить.
Шут. Теперь живите, как хотите; я вам сказываю, что от вас уйду. И можно ли при вас жить? Того и бойся, что променяют на красной французской каблук.
Фирюлин. Нет, нет, тебя я не отдам.
Шут. Да разве хуже меня продаете? (Указывая на Лукьяна.) Посмотрите, какого молодца, которой еще и по-французски знает.
Фирюлин. И по-французски? Mon Dieu! что я слышу!
Фирюлина. Ах! Mon coeur! он по-французски знает, а скован! это никак нейдет.
Фирюлин. Это ужасно, horrible! Снимите с него цепи. Mon ami ! я перед тобой виноват.
Приказчик. А карета французская...
Шут. Молчи, плут.
Фирюлин. А это что за девочка? она не дурна.
Лукьян. Ах, сударь! это та, которую я люблю большей себя, которая меня любит и которую вы отдаете за приказчика.
Фирюлин. Что делать, я слово дал.
Анюта.
Отец твой нас любил, а сын его терзает.
Жестокой, жизнь мою в Лукьяне отнимает.
Лукьян.
Вели ты умертвить меня в сию минуту,
А после уж отдай иному ты Анюту.
Анюта и Лукьян (вместе).
На слезы посмотри
Тебе подвластных,
Страданье прекрати
Тобой несчастных!
Фирюлин. Parbleu! я этому б не поверил, чтобы и русские люди могли так нежно любить. Я вне себя от удивления! Да не во Франции ль я? Что он чувствует любовь, тому не та! дивлюсь, - он говорит по-французски. А ты, девчоночка, а ты?
Шут. И она разумеет.
Фирюлин. И она? теперь меньше дивлюсь.
Лукьян (на коленях). Monseigneur! сжальтесь над нами?
Анюта (на коленях). Madame! вступитесь за нас.
Фирюлин. Monseigneur! Madame! встаньте, вы меня этими словами в такую жалость привели, что я от слез удержаться не могу.
Шут. Оставленную жалость во Франции вытащили оттуда два французские слова. Видите ли вы, какого сокровища лишал вас плут приказчик?
Фирюлин (грозя приказчику). Monsieur Клеман, ты бездельник.
Фирюлина. Mon cher! соединим их; они достойны друг друга и достойны жить при нас.
Приказчик. Разве вы изволили отдумать карету покупать?
Фирюлин. Нет, но у меня еще много людей и без него; а мне такой лакей надобен, которой знал бы по-французски, чтоб ездить за мной. (К Лукьяну.) Соглашаешься ли ты никогда не говорить по-русски?
Лукьян. Я вам клянуся, и это мое последнее русское слово.
Шут (Лукьяну). Смотри же не промолвись. (Фирюлину.) Видите ли, какой он вам полезной человек.
Ария.
Какая это радость,
Какая сердцу сладость,
Коль, стоя назади,
Не говоря по-русски,
И вместо, чтоб кричать - поди!
Кричать он будет по-французски!
Какая это радость,
Какая сердцу сладость,
Как станет он о чем шуметь,
На улице никто не будет разуметь!
Фирюлин (Лукьяну). Ну, mon ami! женись на ней, mariez-vous, теперь я тебе позволяю.
Фирюлина. Я этому очень рада! Они так друг друга любят, что мне, по чести, за них было тошно.
Трофим (кланяясь Фирюлину). Ты отец...
Фирюлин. Что это за тварь меня отцом называть смеет? Разве мой батюшка был твой отец, а я не хочу такому свинье отцом быть. Впредь не отваживайся.
Шут. Ни слова по-французски не разумеет, а туды же лезет.
Трофим. Не я, да кровь во мне говорит, Афанасьюшка.
Фирюлин (к Лукьяну и Анюте). Ну, вы теперь счастливы; я тому рад. Мы едем, а вы, женясь, приезжайте к нам в город.
Фирюлин и Фирюлина уходят.
Шут (к приказчику). Приказчик! что ж ты не зовешь к себе на свадьбу?
Приказчик уходит с сердцем.
ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ
Шут, Лукьян, Анюта, Трофим и крестьяне.
Шут. Ну, видите ли, когда я чего захочу, то все сделаю.
Лукьян. Ты жизнь мне дал; будь уверен, что я вечно не забуду твоего благодеяния.
Анюта. И я.
Трофим. И я.
Шут. О чем вы плакали? Где шут Афанасий, там надобно смеяться. Видите ли, что на свете ни о чем не надобно тужить и никогда не надобно прежде времени умирать.
Должно ль, чтоб нас жизнь крушила,
Хоть и много в жизни зла?
Вас безделка погубила,
Но безделка и спасла.
Лукьян.
Никогда не позабуду,
Чем меня ты одолжил;
В ней всечасно видеть буду,
Что мне жизнь ты возвратил.
Анюта (к шуту).
Что напасти окончались,
Тем должна тебе и я. (Лукьяну.)
Мы с тобой всего лишались,
Но ты мой, а я твоя.
Трофим (шуту, кланяясь).
Афанасью благодарен,
Что Анютушка жива.
Ох! скрутил-было нас барин!
Ох! французска голова!
Хор.
Должно ль, чтоб нас жизнь крушила,
Хоть и много в жизни зла?
Шут. Вас безделка погубила |
Крестьяне. Вас безделка погубила, } (Вместе.)
Трофим. Вас безделка погубила, |
Лукьян. Нас безделка погубила, } (Вместе.)
Анюта. Нас безделка погубила, }
Все. Но безделка и спасла.
Конец оперы
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Признаться своему лучшему другу, что вы любовник его дочери — дело очень деликатное. А если он к тому же крестный отец мафии — то и очень опасное…У Этьена, адвоката и лучшего друга мафиозо Карлоса, день не заладился с утра: у него роман с дочерью Карлоса, которая хочет за него замуж, а он небезосновательно боится, что Карлос об этом узнает и не так поймет… У него в ванной протечка — и залита квартира соседа снизу, буддиста… А главное — с утра является Карлос, который назначил квартиру Этьена местом для передачи продажному полицейскому крупной взятки… Деньги, мафия, полиция, любовь, предательство… Путаница и комические ситуации, разрешающиеся самым неожиданным образом.
Французская комедия положений в лучших традициях с элементами театра абсурда. Сорокалетний Ален Боман женат на Натали, которая стареет в семь раз быстрее него, но сама не замечает этого. Неспособный вынести жизни с женщиной, которая годится ему в бабушки, Ален Боман предлагает Эрве, работающему в его компании стажером, позаботиться о жене. Эрве, который видит в Натали не бабушку, а молодую привлекательную тридцатипятилетнюю женщину, охотно соглашается. Сколько лет на самом деле Натали? Или рутина супружеской жизни в свела Алена Бомона с ума? Или это галлюцинации мужа, который не может объективно оценить свою жену? Автор — Себастьян Тьери, которого критики называют новой звездой французской драматургии.
Двое людей, Он и Она, встречаются через равные промежутки времени, любят друг друга. Но расстаться со своими прежними семьями не могут, или не хотят. Перед нами проходят 30 лет их жизни и редких встреч в разных городах и странах. И именно этот срез, тридцатилетний срез жизни нашей страны, стань он предметом исследования драматурга и режиссера, мог бы вытянуть пьесу на самый высокий уровень.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Простая деревенская девушка Диана неожиданно для себя узнает, что она – незаконнорожденная дочь знатного герцога, который, умирая, завещал ей титул и владения. Все бы ничего, но законнорожденная племянница герцога Теодора не намерена просто так уступать несправедливо завещанное Диане. Но той суждено не только вкусить сладость дворянской жизни, но полюбить прекрасного аристократа, который, на удивление самой Диане, отвечает ей взаимностью.
В одном только первом акте «Виндзорских проказниц», — писал в 1873 году Энгельс Марксу, — больше жизни и движения, чем во всей немецкой литературе.