Несчастье на поводке - [43]

Его коллеги, которые хорошо его знали, расценивали такую вовлеченность в это дело в Провансе как потребность быть признанным в родных местах, к этому стремится каждый, кто добился хоть чего-нибудь вдалеке от дома. Звонок депутата для него все определил. Он был нужен в Палансе! Он будет участвовать в процессе в Экс-ан-Провансе! Но его жена, которая знала его еще лучше, не сбрасывала со счетов и тот факт, что Кэти была похожа на актрису, которой он восхищался. Очевидно даже, что адвокат по инерции приписывал Кэти черты характера, которые характеризовали ту актрису. Кэти была не таинственной, как ее двойник, а скорее молчаливой, не холодной, а меланхоличной, не скрытной, а замкнутой. Произнести имя этой актрисы, столь податливой желаниям режиссеров — прогибаться в руках всех и вся — это целое искусство — и такой независимой в их картинах, — это означало размножить образ Кэти меж тысячи ликов, от невинности до извращения, чтобы окончательно утвердить ее в роли Медеи, которую та актриса когда-то воплотила. Тело детей — как самая последняя месть. Самая последняя боль, себе самой принесенная, дабы сильнее ранить другого.

39

Женщина, которая сидит на железной кровати напротив него — женщина без лица, без возраста. Она разбита, растерзана горем. Она достает из рукава кардигана платочек, складывает вдвое, скручивает, теребит. Когда к ней подходит адвокат, она не бросается ему на шею, не умоляет спасти ее. Она не разговаривает с ним, не смотрит на него. Она не готова защищаться, ей нечего ему сказать, у нее даже нет своей версии произошедшего. Ее арестовали, допросили, посадили в тюрьму. Она встречалась с полицейскими, с комиссаром. Все делают ее виноватой. Она ничего не слышала о своем защитнике.

— Вы знаете, почему вы здесь?

Она сказала, нет.

— Вам сказали, почему вы здесь?

Она сказала, да.

Он подумал о том, что адвокатов часто осуждают за то, что те забывают о жертвах, потому что пытаются выставить таковыми преступников, которых защищают. Это потому что адвокаты никогда не встречаются с жертвами, только с виновными, и они видят их в таком состоянии отчаяния, несуразности, слабости, что их можно вполне назвать жертвами. Он смотрел сейчас на женщину, которая опустошена, на исходе сил, она ничего не слышит, как в кошмарном сне, только она его переживает наяву. Нужно с ней сразу сблизиться, аккуратно вернуть к реальности, вывести из кошмара, чтобы подготовить к правде, не менее жестокой, чем ее страшный сон, но зато логичной. Найти смысл. Преступление всегда бессмысленно, это его давнее убеждение. Действовать решаются только сумасшедшие. А правосудие существует, чтобы найти смысл в происходящем, не вдаваясь в перипетии глубокого анализа, незамедлительно, бесповоротно. По принципу: да или нет, хорошо или плохо, что-то простое, доступное массам, жертва или преступник.

Отчаяние довело Кэти до такого состояния, что он пожалел, что ее не оставили там, где она была, что реанимировали с целью дать ей понять, что происходит вокруг, хотя знать это ей вовсе не стоило. Каждый имеет право на смерть, и преступники тоже. Покончить с собой после совершения убийства — свидетельство о том, до какой степени убийца связан с жертвой, телесно связан, и сам акт убийства — всего лишь первый этап в программе собственной смерти… если бы он был врачом, то назначил бы ей длительное лечение сном, и только потом вызвал бы на разговор. И тогда он бы сказал ей то, что был обязан сказать сейчас:

— Вас обвиняют в соучастии в совершении убийства вашего мужа, в организации преступления, вы манипулировали Джеффом, который совершил убийство, вы соблазнили его, чтобы добиться своего, вы… убили вашего ребенка.

Пока он перечислял обвинения, она отрицательно мотала головой.

И, действительно, эта молодая женщина, которая сидит напротив него, не виновна, она не может быть мозговым центром преступления, не может манипулировать людьми, не может соблазнять. Она — жертва, он в этом убежден. Он просит ее рассказать все, как было. Она не может, она не знает, что говорить. Это очень болезненно для нее. Тогда он решает ей помочь.

— Вы замужем за Тони уже восемнадцать лет, вы любите его. Вы счастливы в браке и решаете завести второго ребенка.

Она кивает в знак согласия.

— Это не случайная беременность. Вы ждали этого ребенка, вы часто бывали в женской консультации. Вы хотите, чтобы все прошло хорошо, вы говорите, что когда забеременеете, обязательно сделаете амниоцентез. Вы хотите, чтобы ребенок был абсолютно здоров.

Она кивает в знак согласия.

— Уже, будучи беременной, вы узнаете, что ребенок, которого только что родила Малу, — от вашего мужа. А Франк — муж Малу, который пришел в ярость от такой новости, разносит ее и устраивает скандал. Скрывать больше нечего, Тони уходит от вас к любовнице и их ребенку. Вы предпринимаете попытки, планирование семьи, клиника, врачи, зачем?

— Нет любви, нет детей.

— Но аборт вы не делаете!

Она не делает аборт, потому что не хватает сил на такую жестокость. Но справедливости ради нужно сказать, что если бы не было ребенка, она бы спокойнее пережила уход Тони, и развели бы их быстрее. Но нет, Тони должен был признать ребенка, и эта близость плоти их не отпускала. Им приходилось встречаться не для того, чтобы довести до конца уже и без того закрытое дело, а чтобы говорить о будущем.