Несчастье на поводке - [41]

Чтобы задобрить присяжных, придется оставить версию про беднягу, соблазненного извращенкой Кэти, которая им манипулирует, обещает любовные услады, нормальную жизнь, дом, и которая сразу же после совершения убийства умывает руки и выставляет его на улицу, где полно жестокости и бед. Ведь все мы хоть раз в жизни поверили в обещание, которое никто так и не сдержал. Ведь мужчины боятся попасть в сети русалки. А женщины, с целью оказаться вне подозрений, согнут ее под весом собственной порядочности. Каждый найдет себя в этой истории. Чтобы спасти Джеффа, — решил он, — нужно на кого-то повесить всех собак. Этим кем-то станет Кэти…

37

— Он вас изнасиловал, да или нет? — спросила судья. — Поймите, в отсутствии иска на момент совершения, в отсутствии какого-либо медицинского освидетельствования, в отсутствии кого-либо, кто мог бы подтвердить факт, я обязана задать вам этот вопрос.

Кэти не знала, она думала, что да.

— Думаете? Вы должны точно знать, мужчина вошел в вас или нет, женщина не может этого не знать.

— В материалах дела, документ № 34, - встрял адвокат, — она заявляет, что была изнасилована.

— Да, но в материалах дела, документ № 123, - парировала судья, — Джефф заявляет, что не переходил ни к каким действиям.

Адвокат подумал, что если бы судьей был мужчина, он бы более деликатно, по крайней мере, с каким-то мужским стыдом подошел ко всему, что касается этих вопросов, что-то вроде коллективного чувства вины от имени сильного пола. Судья действовала грубо, она не была готова слушать про изнасилование. В ее представлении в тот день Кэти в подвенечном платье в двойной трансгрессии — профанация их союза с Тони и пародия на свадьбу с Джеффом — расплачивалась натурой за преступление, за которое поручилась. В одни прекрасный момент за убийство полагалось вознаграждение. Поскольку следов о платеже деньгами не было, явно, имела место расплата натурой. Если этого не произошло до преступления, то должно было произойти после. И могло произойти только в тот день, когда, по признанию обоих, они оказались вдалеке от посторонних взглядов в доме Кэти.

Она лежала под ним. Не сопротивлялась. Больше всего ей было страшно от его глаз, таких огромных и застывших, она боялась, что они вывалятся из орбит и будут извиваться на полу, как выпавшие на пол рыбки без воды. Он давил на нее животом и грудью, душил ее, а она хотела только, чтобы глаза остались в дырках, сжатые веком. Мерзкие огромные глаза, из которых теперь текли слезы, он отвалился и звал собаку.

Она слышала звук, повторяющиеся удары, кто-то стучал по плитке. Это его часы спазматически ударялись о пол. Его тело тряслось, вздергивалось от громких рыданий, зубы клацали, как будто нервный тик, который прошел, пока он извращался над ней, а теперь снова овладел его телом с такой силой и мощью, которой как раз не хватало ей, чтобы отбиваться, защищаться и бежать от него.

Она поднялась по лестнице с мыслью принять ванну, чтобы отмыться, а скорее, чтобы раствориться на дне ванной и пустить воду по своему телу. Это называется «потонуть», — подумал адвокат. Проходя по коридору, она услышала, как вздохнул ребенок, скорее как прерывисто он дышал своим изможденным тельцем. Она взяла его на руки, он всхлипывал.

Она погрузилась вместе с ним в воду, даже не удосужившись раздеться, в том, в чем была в тот момент. Она — в разорванном платье, ребенок — в пеленке. Положила ребенка на грудь и закрыла глаза.

Пересказывая эту сцену, как будто переживая ее снова, она закрыла глаза. Она чувствовала, как ребенок бился на ее груди, а потом наступило незабываемое усмирение тела, которое отрывается, жизни, которая уходит так медленно, так естественно. Она чувствовала, как ребенок становится легче, расстается с ней. Словно маленькая девочка, которая отпустила шарик и теперь смотрит, как безвозвратно он улетает в небо. Кэти закрыла глаза, судья видела, как ее руки будто сжимают ушедшего ребенка.

Кэти больше не замечала судью, которая пристально смотрела на нее, она больше не замечала стол из светлого дуба со стопкой папок, не замечала секретаршу, которая кусала губы. Она видела нечто, чего тогда как-то вовсе не видела.

Женщины — детоубийцы — редкое явление, они повергают умы окружающих в ужас. Мать-детоубийца бросает тень на всех матерей мира. Все женщины начинают подозревать собственную мать, и, сняв с нее подозрения, переключаются на себя самих. А потом, чтобы признать себя невиновными во всех преступлениях, которые в нас дремлют в зачаточном состоянии, детоубийц лучше признать сумасшедшими, а их деяние — несчастным случаем.

Для адвоката Кэти несчастный случай был налицо, смерть ребенка наступила после долгих дней, в течение которых женщина сражалась с убийцей собственного мужа, ее преследовали, на нее охотились, посадили на привязь, она не могла позвать на помощь. Ребенок умер после долгих дней невообразимого заточения, после изнасилования, когда она в последнем бессознательном и душераздирающем порыве хотела защитить его от жестокости Джеффа, взяв его с собой, прижав к телу. Он умер только потому, что она захотела умереть.