Неруда - [33]
Сестры разражались громким хохотом и уходили — чаще всего на главную площадь Темуко. А там резвились без удержу, привлекая внимание тихих провинциалов. Ели мороженое, танцевали чарльстон, во весь голос читали стихи, в общем, не унимались до тех пор, пока не приходил Пабло; он, скорее всего, был неравнодушен к одной из сестер — Лорето… Через много лет Пабло с Матильдой решили навестить ее в Винья-дель-Мар. У Лорето была опухоль мозга. Пабло один вошел в комнату, где лежала больная. Ему хотелось немного развеселить несчастную Лорето, вспомнить об их проделках в Темуко. Он вышел от нее совершенно убитый. А вскоре Лорето умерла.
Самой большой любовью поэта, пока он жил в Темуко, была, без сомнения, Теруса. Этим именем он называет ее в «Мемориале Исла-Негра». В его памяти она осталась навсегда радостной, сияющей… Он восторгался ею: «Какая прелесть!» Было в ней что-то особое, притягательное, что обычно открывается взору влюбленного. Хотя в данном случае это открылось всем: в 1920 году девушка была выбрана королевой красоты на весенних празднествах в Темуко. Стихи Неруды в честь победительницы конкурса были удостоены премии. Значит, их сблизила поэзия! Теруса стала его музой: благодаря ей бурлило, кипело его поэтическое вдохновение, выплескивался поток образов, метафор… а иногда рождалась и проза, посвященная любви.
«Знай, женщина, теперь я, не любя, люблю тебя… Твоя любовь прошла сквозь все мои пределы, она глубже моих глубин. К моим губам поднесли бокал со сладостным, колдовским вином — вином любви», — говорит он Терусе в «той спасительной ладье».
Юношеская любовь в те времена, когда еще не забывали о поясе целомудрия. До нынешней сексуальной революции — целая вечность. Девушке не дозволено терять невинность, да и какой ужасный грех — прижить ребенка! Молодой Пабло говорит об этом иносказательно в своем прозаическом произведении «Перелистать страницу». «Необоримое желанье огромной волной вздымается над нашей жизнью. И гаснет, как волна. Как все это трагично! Сердцу моему, увы, не проникнуть пчелой в цветок раскрытый, и не отыскать своего гнезда перелетной птице. И мои губы не прижмутся к звонкому рожку, не зазвучит пастушья песнь».
Поэт называет себя Паоло. Что это? Тяга к таинственному или необходимость уйти в подполье, укрыть любовь от чужих глаз? Итальянское имя Паоло станет впоследствии испанским Пабло. Причем под влиянием… Д’Аннунцио.
«А уходя, я написал на влажном песке наши имена. Вот такими крупными буквами, смотри: ПАОЛО и ТЕРЕСА». А дальше Неруда добавляет: «Буквы, что остались на песке у моря, красивее этих».
Имя Паоло возникнет под влиянием трагической истории двух молодых людей, сокрушенных исступленной страстью… Мне однажды довелось исходить вдоль и поперек Римини — знаменитые подмостки роковой любовной бури. Этот город-порт, но уже времен Муссолини, появится в «Амаркорде»; там, в этом городе, по воле волшебного ока Федерико Феллини>{43} оживут фантастические картины-сновиденья его детства.
Феллини, как и наш поэт, сумел показать, с каким мучительным отчаянием, с какой безудержной силой и неизъяснимым ликованием пробуждаются от дремы эротические чувства у подростка… Но Неруда в те далекие годы тяготел к классической литературе, к ее персонажам. В стихотворении «Ivresse»[19] он — Паоло, она — Франческа.
Два этих литературных персонажа помогают молодому поэту перенестись в другое временное измерение, передать пыл любовных чувств. В ту пору его влекло к книжным сюжетам. Он пытался подражать им в собственной жизни, жаждал пережить такую же сильную любовь, как его трагические герои. Но дело не в одной экзальтации, вызванной литературным произведением. Главное тут — зов плоти, неугасимый жар крови, что течет в жилах поэта, а не огонь, заимствованный из чужих строк. Да и невозможно уподобить его отношения с Терусой тем страданиям, через которые прошли Паоло и Франческа в XIII веке! Наш поэт и его подруга скорее уж сверстники Ромео и Джульеты, но мало что общего у будничного, мокнущего под дождем Темуко с залитой солнцем Вероной. Неруда возносит свои чувства на небывалую высоту, но они отнюдь не слепок с шекспировских страстей.
Поэт усмотрел свое сходство с Паоло Малатестой, влюбленным в свояченицу Франческу де Полентини, вовсе не на страницах «Божественной комедии», где эта молодая пара обречена на адские муки за преступную любовь, а в «Гимне крови и сладострастию» Габриэля Д’Аннунцио
