Неру - [37]

Ганди завоевал Конгресс, предложив ему практическую программу борьбы за сварадж, осуществляемую мирными, ненасильственными средствами — методами сатьяграхи. Время для такого предложения он выбрал на редкость точно: почти все лидеры Конгресса уже пришли к единому мнению о неприемлемости для партии ни политики реформ, ни политики террора. Насколько извилистым, длительным, неопределенным, по их убеждению, был путь реформ, настолько тяжким, опасным, кровопролитным являлся путь вооруженной борьбы с такой могущественной колониальной державой мира, какой была Англия. Ганди указал третий путь и ратовал за него с такой уверенностью и страстью, что сразу привлек на свою сторону большинство членов Конгресса.

Особую привлекательность тактике ненасильственного сопротивления придавало то, что при ее разработке Ганди учел и гуманистические традиции индийского народа, и особенности психологии основной его части — крестьянства, в котором переплетались фаталистическая покорность и осознанный протест, религиозная косность и стихийная революционность.

Конгрессисты признали Ганди своим вождем. Выражать мысли только на родном языке, носить только национальную одежду из кхади, избавлять индуизм от скверны неприкасаемости, а себя от соблазнов роскоши, наркотиков, алкоголя, крепить союз между индусами и мусульманами убеждал Ганди соотечественников тихим, слабым голосом, и его призывы западали в души миллионов индийцев.

Лишь единицам не по нраву нововведения Ганди. Выходит из Конгресса Мухаммед Али Джинна, в недавнем прошлом сторонник совместных действий возглавляемой им Мусульманской лиги и Конгресса, «посол индусско-мусульманского единства», как его называла выдающаяся индийская поэтесса и патриотка Сароджини Найду. «Он вышел из Конгресса не из-за разногласий между индусами и мусульманами, — напишет позже Неру в «Открытии Индии», — а потому, что не мог приспособиться к новой и более передовой идеологии, а в еще большей мере потому, что ему неприятны были толпы оборванных людей, говоривших на языке хиндустани, которые хлынули в Конгресс. Он считал, что политика — это более высокая материя, которой надлежит заниматься в законодательной палате или узкой комиссии».

Джавахарлала неприятно поразило решение Джинны, принятое в тот момент, когда вопрос о единстве всех национальных сил в начинавшемся движении несотрудничества стоял особо остро.

Спустя два десятилетия Джинна во всеуслышание заявит о «двух нациях», «каждая из которых должна участвовать в управлении их общей родиной». Пройдет еще несколько лет, и он, противопоставив религиозные интересы мусульман и индусов, выступит за раздел Индии на два государства...

Джавахарлал организовывал кампанию несотрудничества в Соединенных провинциях. На поезде и в автомобиле, на лошади, а то и просто пешком он изъездил и исходил этот район вдоль и поперек, выступая с утра до вечера на митингах и собраниях. Он призывал служащих покинуть государственные учреждения, отказаться от постов и титулов, полученных от властей, агитировал школьников и студентов пополнить ряды корпуса волонтеров, созданного Конгрессом для организации движения и проведения его ненасильственными методами, убеждал крестьян возродить чаркху49 и заниматься домашним ткачеством, чтобы не пользоваться тканями британского производства.

«Я был всецело поглощен и захвачен движением; то же самое происходило со многими другими, — вспоминал Джавахарлал о тех днях. — Я отказался от всякого общества и связей, от старых друзей, книг и даже газет, если они не имели прямого отношения к тому делу, которым я был занят. До тех пор я еще уделял какое-то время чтению новейших книг и пытался следить за событиями международной жизни. Теперь времени для этого не было. Несмотря на свою привязанность к семье, я почти забыл своих родных, жену и дочь».

Движение несотрудничества быстро охватывало все районы Индии. Ганди много ездил по стране, разъясняя массам смысл несотрудничества. Джавахарлал часто сопровождал его и видел, как растет популярность Ганди. «Махатма Ганди ки джай!» («Да победит великий Ганди!») — этим лозунгом встречали и провожали индийцы нового вождя Конгресса.

Во время одной из таких поездок Ганди и Неру сообщили о кончине Тилака. Пораженный печальным известием, Джавахарлал не мог вымолвить ни слова, он смотрел на Ганди. Наконец тот с трудом произнес:

— Нет уже моей самой надежной опоры!

Утром 1 августа 1920 года Махатма и Джавахарлал прибыли в объятый скорбью Бомбей. Сотни тысяч бомбейцев в белых траурных одеждах заполнили улицы города, чтобы проститься с Тилаком — великим патриотом, который, как никто другой, умел пробуждать национальное сознание народа, сплачивать его для борьбы за свободу родины. Ганди и Неру шли рядом с носилками, на которых покоилось тело Тилака, до места кремации. Вспыхнул погребальный огонь, и Джавахарлал сложил ладони у груди в скорбном прощальном намасте...

Следуя призывам Махатмы, большинство избирателей бойкотировало первые выборы в законодательные органы. Известному журналисту, корреспонденту лондонской «Таймс» Валентайну Чиролу довелось самому оценить, насколько была эффективна деятельность возглавляемого Джавахарлалом провинциального комитета Конгресса в Аллахабаде. В день выборов Чирол находился на городском избирательном участке. «Ничто не свидетельствовало о том, — удрученно сообщал журналист, — что это был праздничный день в истории современной Индии, который должен был бы вдохновлять народ на великое дело самоуправления... С восьми часов утра до поздней ночи не явился ни один избиратель...» На первой сессии только что «избранного» центрального законодательного собрания не присутствовал никто из лидеров Конгресса.