Нерон - [166]

С новой яростью вспыхнул гнев в наместнике, и после короткого колебания он перешагнул порог, закутался плотнее в свой плащ, беспрепятственно прошел в широкий портал и поспешно, как один из бесчисленных посетителей, поднялся на первый этаж. Не остановившись в первой приемной, наместник прошел в следующую, где Гиеракс принимал доклады о жертвах этой ночи. Орест хотел пройти мимо, но здесь его узнали. Узнал Гиеракс. С униженным поклоном Гиеракс заступил ему дорогу, Бормоча что-то о высокой чести, о том, что владыка уже спит, но что о посещении наместника ему будет немедленно доложено.

Однако Орест оттолкнул архиепископского поверенного, отодвинул тяжелый персидский ковер и очутился в рабочей комнате.

Заложив руки за спину, архиепископ Кирилл ходил по темной комнате. Он повернулся и оказался лицом к лицу с наместником. Его испуг, если он испугался, длился меньше секунды.

— Кровь этой ночи всецело на вашей совести, владыка!

— С тем же основанием утверждаю я, что Александрией плохо управляют, что правительство разжигает ненависть к иудеям и не в силах затем справиться с чернью. Так я сообщу в Константинополь.

Перед лицом этих беспощадных слов наместник почувствовал, как пропадает его воля и даже его гнев. Архиепископ разгладил длинные полы своей черной одежды и уселся против наместника на край стола.

— Итак, поговорим. Весь наш спор происходит от того, что ваша светлость считает себя по праву законным повелителем Египетской провинции, а я полагаю, что течение событий даровало мне некоторую долю самостоятельности. Вы являетесь безусловно полным представителем императора в Египте, и в качестве такового обладаете всеми его правами. Это ясно! Вопрос лишь в том, является ли император теперь таким же повелителем страны, как раньше? Я сомневаюсь. Вы знаете, что в своих дворцах, на берегах Золотого Рога император всемогущ. Но будут ли выполняться его законы? В Британии, в Галлии, в западной Африке, везде, где не владычит церковь, восстают на него мятежные царьки, а если случится, что какой-нибудь римский полководец случайно одержит там победу, то на следующий день он сам начинает предписывать императору свои законы. В Испании, в Германии, в Италии цезарь — пустая тень.

Германские медведи пьют крепкое вино из белых черепов или золотых чаш и называют это своей новой религией. А в восточной половине государства, где еще нет собственных царьков, сила его величества выражается в том, что каждый может делать, что хочет. Будете ли вы спорить с этим?

Орест молчал. Архиепископ продолжал дальше:

— Как это вы еще не успели заметить, что время империи кончилось, кончилось, говорю я. Теперь миром правит новая форма. Правда, мир еще сам не знает этого. Правит Церковь! Император — только утопия. А вы являетесь наместником его величества императора!

Орест вскочил и хотел заговорить. Архиепископ положил руку ему на плечо.

— Ну что же, владыка, — сказал, наконец, Орест, — в том, что вы говорите, много правды, и я знаю, что старое государство гибнет и что никто из нас не верит в него. Но оно неоднократно переживало такие эпохи упадка. Придет деятельный цезарь, явится мудрый пер вый министр, и наша старая империя снова встанет в полном блеске.

— Ваша светлость говорите так, но не верите во все это, как, впрочем, вы сами и сказали. Нет, старое государство гибнет потому, что погибла идея. Новая идея — это власть Церкви, и мы победим, ибо мы служим новой идее.

— А если это все и так, владыка, зачем говорите вы мне все это, и чего вы от меня хотите?

Архиепископ Кирилл взял одно из кресел и уселся поудобнее.

— Милый Орест, я не только хочу жить с вами в мире, но я хотел бы, чтобы вы служили мне. Мы нуждаемся в чиновничестве, нам нужны такие люди, как вы, Орест. Вы привыкли служить. Сейчас вы служите слабому, беспомощному, изнеженному императору. Разве не приятнее будет служить Церкви?

— Вы, кажется, очень доверяете мне, владыка. А какое место предоставит ваша милость мне в этом новом здании?

— Одно из первых, Орест!

— Титулы не соблазняют меня. Я радуюсь только тому, что вы обращаете столько внимания на человека, которого считаете побежденным. Не заботьтесь больше обо мне!

— Я мог бы принудить вас к уходу, но с вашим преемником придется все начинать сначала. Я еще не стар. Я сам хочу достигнуть кой-чего.

Орест взял шляпу и плащ. Архиепископ позвонил и сказал вбежавшим монахам:

— Двух слуг с факелами его светлости!

В слабом свете утра наместник в сопровождении двух монахов зашагал к своему дворцу.

8. Пирамида Хеопса

В порыве первого гнева наместник решил противопоставить архиепископу законы и мощь государства. Однако он созвал свой совет, и результатом многочисленного совещания было решение не применять к князю церкви никаких открытых мер строгости, добиваться победы дипломатическим путем. Он надеялся только на перемену в настроениях правительства, или даже на перемену его самого. Сто лет императоры и императрицы заигрывали с христианством. Это, однако, не мешало тому, что христиан то ласкали, то казнили, а церкви то воздвигались, то сравнивались с землей. Конечно, на Востоке, по крайней мере, последнего больше не делали. Но разве из этого следовало заключать, что эта религия сможет изменить судьбы государства? Безумие! Рим и римские женщины не были постоянны. Они постоянно изменяли всем своим двенадцати богам, хотя среди них находился весьма изобретательный на превращения Юпитер и многоопытный Геракл. Уже и тогда римские женщины охотно молились какому-нибудь таинственному восточному божеству. Одно время там был в моде быкоголовый Серапис, потом азиатский бог солнца, затем Кибела. А теперь мода была на крест. Но и это не останется, и это пройдет.