Неразумная обезьяна - [9]

Раздел I Лишение разума

“Тот, кто не желает думать – упрямец; тот, кто

не может – глупец; а тот, кто не осмеливается – раб”.

Уильям Драммонд

Глава 1 Неприличное предложение

Как бы странно это ни звучало, но средневековое папство было гнездом политических интриг, достойных пера Джорджа Мартина. Однако даже по весьма причудливым стандартам того времени очень немногие странные и страшные события истории католической церкви могут сравниться с абсурдностью действа, происшедшего в январе 897 года. Его местом стал судебный зал величественного римского собора Святого Иоанна Крестителя на Латеранском холме, где новый папа Стефан VI метал громы и молнии в своего предшественника Формоза, обвиняя его в вероломстве, подкупах и других грехах. Но, несмотря на тяжесть обвинений, Формоз отвечал на все тирады ледяным молчанием. Еще бы: ведь папа Формоз умер за девять месяцев до этого судилища.

Тем не менее полуразложившийся труп, облаченный в папское одеяние, сидел на троне, а спрятанный за ним перепуганный дьякон должен был отвечать на обвинения от лица покойника. Папа молчал, и это молчание было истолковано обвинителями как признание вины. Стефан объявил, что невиновный всегда может ответить на обвинения и защитить себя. Таким образом, вина Формоза была доказана. Стефан не стал терять время – он тут же проклял умершего и велел отрубить ему три пальца правой руки, чтобы тот никогда больше не смог благословлять верующих, если бы даже ожил (что было бы немалым успехом реаниматологии).

Голый труп Формоза протащили по улицам Рима и бросили в Тибр. Позже монахи извлекли тело из реки, и очень скоро мертвый Формоз стал для римских граждан предметом поклонения. Весь этот сюрреалистический кошмар вошел в историю под названием “Трупного, или Жуткого синода”, Synodus Horrenda; в результате общество отвернулось от Стефана[2]. Конечно, Стефан не был законченным идиотом – истинный мотив этого судилища был чисто политическим. Извращенную логику использовали для оправдания омерзительного действа, придав видимость рациональности суду, лишенному всякой справедливости. Нельзя сказать, что это помогло Стефану: в августе 897 года его самого бросили в тюрьму и задушили в камере. Позже церковь без лишнего шума отменила damnatio memoriae (“проклятие памяти”) в отношении Формоза, признав это решение политическим, а не основанным на благочестии, и мудро позволив этому отвратительному инциденту исчезнуть в море забвения. Но из данного случая можно извлечь важный урок: вот до какого извращения доводит порой иллюзия разумности суждения!

Наша способность рассуждать является главной и наиболее очевидной отличительной чертой рода человеческого. Мы – рассуждающие животные, одаренные умением сознавать этот факт. Каждый из нас сталкивается в жизни как с абстрактными, так и с осязаемыми концепциями, учится на уроках прошлого и планирует будущее. И в основе всего этого находится наша способность к разумному суждению – искра, освещающая самые темные уголки, куда может добраться наш разум. Но при всех блистательных достижениях и подвигах, на какие способен наш мозг, он все же не является безотказной машиной, и мы часто совершаем ошибки – как явные, так и скрытые. Психологи Ричард Нисбетт и Ли Росс замечают по поводу этого вопиющего противоречия, что “одним из старейших философских парадоксов является очевидное противоречие между величайшими триумфами и драматическими провалами человеческого ума. Тот же организм, который походя решает логические проблемы, недоступные самым мощным компьютерам, часто совершает ошибки в простейших суждениях о повседневных событиях”.

Мало обладать мощным мозгом. Его надо тренировать и обучать в мере, достаточной для того, чтобы справляться с непонятными и сложными ситуациями. Давайте проведем не вполне корректную аналогию с компьютером: даже самая мощная машина не может работать без адекватного программного обеспечения. Сравниться по архитектуре и сложности с нашим мозгом не может ни один компьютер, но мышление выходит за рамки чисто интуитивного процесса, так как ему (мышлению) необходимо учиться. Ущербное мышление – это путь к неверным умозаключениям. “Мусор в данных, мусор на выходе”. Это мантра нынешних специалистов по информационным технологиям, но возникла она отнюдь не сегодня. Чарльз Бэббидж, отец вычислительной техники, в середине девятнадцатого века говорил с горечью: “«Умоляю вас, мистер Бэббидж, скажите, если вы введете в машину неверные числа, то может ли она дать правильный ответ?» У меня просто нет слов для того, чтобы описать ту кашу, которая должна быть в голове человека, задавшего этот вопрос”.

Люди, разумеется, не компьютеры, а нечто совершенно от них отличное. Хотя мы способны на невероятно глубокое мышление, тем не менее, принимая быстрые решения, мы опираемся на инстинктивные методы. Например, мы, вероятно, будем судить об опасности какого-то предмета на основании его сходства с известным нам из опыта источником опасности. Такие практические приемы, называемые эвристическими, встроены в нашу центральную нервную систему от рождения. Эти короткие пути не всегда оптимальны и не всегда приводят к верным решениям, но они “годятся” для большинства ситуаций, а главное, не требуют большого объема дорогостоящих когнитивных усилий. Еще важнее то, что подобные решения принимаются инстинктивно, причем настолько, что мы даже не замечаем те цепочки рассуждений, которые приводят к конечному выводу. Эта импульсивность сослужила людям добрую службу, сохраняя нам жизнь в течение всей доисторической эпохи нашего существования, когда быстрота принятия решений часто была вопросом жизни и смерти.