Неразумная обезьяна - [32]

Давнее и постыдное наследие ложных дилемм до сих пор производит сильное и удручающее впечатление; историческими примерами можно было бы заполнить не только эту мою книгу, но и множество других. Например, пьеса Артура Миллера “Суровое испытание” посвящена событиям времен процесса по делу Салемских ведьм. Но написана она была в 1953 году и является блестящей аллегорией на истерию, связанную с разразившейся тогда антикоммунистической паникой. В пьесе заместитель губернатора Дэнфорт допускает именно такую ошибку, когда предупреждает, что “человек может либо согласиться с судом, либо стать обвиняемым по этому делу; третьего не дано”. Вне политики ложные дилеммы используются в эмоционально окрашенных спорах, когда кто-то, желая настоять на своей точке зрения, прибегает к порочной логике при наличии других обоснованных позиций в интервале между крайностями.

Ложная дихотомия по самой своей природе является антитезой рационального дискурса и может стать питательной средой для экстремизма. Внутренняя поляризация, присущая ложным дилеммам, способна помешать прагматичному решению и перечеркнуть конструктивный диалог. Привлекательность ложной дихотомии заключается в ее способности сжимать спектр возможных исходов, оставляя лишь простое противопоставление взаимоисключающих крайностей; этим объясняется притягательность такой дихотомии для деспотов, тиранов и демагогов. Но я с сожалением вынужден отметить, что разлагающее влияние ложной дихотомии со временем не ослабевает и она до сих пор с утомительной предсказуемостью используется во многих сферах. Социальные сети просто изобилуют этим феноменом. Все мы неоднократно наблюдали, как сложные темы, по поводу которых существуют самые разнообразные обоснованные взгляды, пропускаются через примитивное сито, в результате чего в дискурсе остаются только две диаметрально противоположные интерпретации и спектр мнений на интернет-форумах становится курьезно бимодальным.

Нетрудно понять привлекательность ошибки редукции: такой подход предлагает простое, успокаивающее объяснение сложных явлений, поддерживая и усиливая иллюзию понимания. Ложная дихотомия гарантирует людям уютный плед и служит оберегом в нашем противоречивом и путаном мире. Между тем потребность понимать причины и следствия является первым и основным отличительным признаком человека; это вечное стремление было двигателем развития и интеллектуального совершенствования нас как вида на протяжении тысячелетий. Именно эта потребность позволила людям добыть огонь и сформулировать законы квантовой механики. Без неудержимой тяги к пониманию мы были бы лишены огромных пластов искусства и науки. Однако же при всем нашем стремлении к пониманию мы слишком часто становимся жертвами ложных причинно-следственных связей, использующих невнятный язык наших суеверий, ритуалов и даже религий. Как мы увидим в следующей главе, иногда бывает весьма трудно отличить причину от следствия и можно легко заплутать – к нашей всеобщей беде.

Глава 5 Дым без огня

Мы, люди, обладаем неистребимой тягой к предрассудкам и суевериям. Неважно, какими разумными и рациональными мы себя считаем, – все равно лишь очень немногие из нас не испытывают трепета, проходя под лестницей, или не чувствуют страха, разбив зеркало. Кое-кто даже избегает встреч с животными или с числами, которые мы считаем приносящими несчастье. Страх перед числом тринадцать (трискедекафобия) распространен настолько, что в некоторых отелях отсутствуют тринадцатые этажи и тринадцатые номера. В нашу защиту можно сказать, что суеверие не является чисто человеческой чертой: великий психолог Б. Скиннер показал, что мы разделяем эту черту с некоторыми другими видами, например, с самыми обычными голубями.

Свои выводы Скиннер сделал на основании опытов с классическим условным рефлексом. В ходе этих экспериментов птицы получали вознаграждения через неравные промежутки времени с помощью несложного механического устройства. После множества таких случайных вознаграждений любознательные птицы уверовали в то, что некоторые аспекты их поведения приводят к появлению даров, и усвоили довольно сложные ритуалы для ускорения этого процесса. Голуби легко обучались условным рефлексам, устраивая сложные танцы с тем, чтобы умилостивить могущественного и капризного бога еды. Действия эти были изощренными и сложными и регулярно повторялись птицами, жаждавшими вознаграждения. Вот как описывает это сам Скиннер:

Одна птица приучилась обходить клетку против часовой стрелки. Она успевала совершить два – три круга между кормежками. Другая постоянно прижимала голову к верхнему углу клетки. Третья выработала “кивательный” ответ. Она делала вид, что прячет голову за невидимый барьер, а потом снова ее поднимала. Две птицы раскачивались, как маятники… Еще один голубь приучился делать вид, будто клюет несуществующие крошки, совершая соответствующие движения, но не прикасаясь к полу.

За плечами Скиннера великое множество впечатляющих научных открытий, но, читая вышеприведенный отрывок, трудно отделаться от впечатления, что вершиной карьеры очень многих людей является возможность “делать голубей суеверными”. Для Скиннера это было явным доказательством того, что соответствующее поведение закрепляется: когда голуби исполняли свой ритуал, их вознаграждали. Вероятно, голуби не задавали себе вопросов о надежности их системы; им просто казалось, что она работает. Но не стоит слишком строго судить птиц за их заблуждение – в конце концов, люди постоянно делают абсолютно то же самое. Сложные ритуальные танцы, исполнявшиеся голубями Скиннера, во многом являются прямыми аналогами человеческих плясок для вызывания дождя, которые веками практиковались племенами, обитавшими в Америке, Европе и Азии. Такие ритуалы прочно вплетены в ткань нашего общества, и тому есть веские причины. Мы, люди, зоркие наблюдатели, одаренные способностью делать выводы из своих наблюдений, и эта способность долго и хорошо нам служит.