Неразумная обезьяна - [119]

Приняв эти меры предосторожности, эксперимент повторили, но уже с необозначенными пробирками. Пытаясь разрядить напряженную атмосферу, Рэнди показал присутствующим несколько фокусов; этим, впрочем, он не смог расположить к себе Бенвениста, который с самого начала возражал против присутствия иллюзиониста. Результат должны были огласить в присутствии прессы ближе к обеду, и Бенвенист приготовил по этому случаю множество бутылок шампанского, которое на льду ожидало своего часа. После завершения эксперимента этикетки вернули на пробирки, чтобы расшифровать результат. По залу, где собрались ученые и корреспонденты, пробежал взволнованный шум. Но, к великому огорчению французских ученых, результат оказался обескураживающим. В условиях слепого проведения опыта никакого чуда не произошло. Статья была основана на заблуждении; некоторые из присутствующих от досады даже расплакались.

В докладе, представленном позднее группой Мэддокса, были перечислены и другие изъяны эксперимента; в частности, в лабораторном журнале ученые обнаружили серьезные статистические погрешности и невероятно поверхностную интерпретацию результатов. В своем докладе ученые воздержались от обвинения Бенвениста в мошенничестве, однако отметили потенциально вредное влияние источника финансирования – им оказался гигантский гомеопатический концерн “Буарон”. Печальная реальность заключалась в том, что члены группы Бенвениста настолько истово верили в гомеопатию, что с легкостью дали ввести себя в заблуждение, “сначала подготовив, а затем и создав иллюзию объективной интерпретации данных”.

Перед нами образцовый пример патологической науки, когда ученые, зачарованные пением сирен, выдающих желаемое за действительное, поддаются соблазну ложного, но заманчивого результата, – это, так сказать, научный вариант мотивированного суждения. Достаточно показательно, что Бенвенист пустился в риторические инвективы, вместо того чтобы честно признать ошибку: он назвал расследование Мэддокса “процессом Салемских ведьм”, а самого Мэддокса уподобил Маккарти. В полемическом раже он сравнил себя с Галилеем, забыв, что кардинальная разница между ними заключалась именно в том, что правота Галилея была подтверждена экспериментально, а результаты самого Бенвениста так и не были воспроизведены ни одной из многочисленных лабораторий. В настоящее время гомеопатия признана лженаукой, но до сих пор не перевелись поборники “научно обоснованной гомеопатии” – блистательный пример оксюморона, с упором на второй корень этого слова[75].

От фиаско Бенвениста уберегло бы применение бритвы Оккама. Этот практический прием позволяет, когда возможны множественные объяснения результатов наблюдения, выбрать вариант, который требует минимума дополнительных допущений; как правило, этот вариант оказывается верным. Для объяснения результата можно принять, что: (а) все известные физические и химические законы неверны или (б) эксперимент был проведен с погрешностями и некорректно. Хотя (а) и не является невозможным, его принятие означает необходимость объяснить, почему неверны все доказанные данные и подтвержденные теории. Напротив, вариант (б) требует признания лишь одного факта: эксперимент некорректен. Бритва Оккама – эвристический принцип и потому не абсолютен. Тем не менее при столкновении с множеством гипотез он дает достаточно надежный ориентир, указывая, где следует начинать поиск. Тот же принцип применяют в медицинской диагностике, где самое распространенное объяснение симптомов, как правило, оказывается более вероятным, чем некое экзотическое заболевание. Теодор Вудворд говорил своим интернам: “Когда вы слышите топот копыт, думайте в первую очередь о лошадях, а не о зебрах”. С его легкой руки “зебрами” на медицинском сленге стали называть необычные и редкие заболевания.

Скандал с памятью воды высвечивает нечто очень важное в самой природе науки. Наука и человеческая любознательность постепенно привели к тому, что невежество и страх перед окружающим нас миром были вытеснены знанием и восхищением красотой Земли и Вселенной. Современная медицина позволила нам вести более долгую и более здоровую жизнь, а наука дала возможность познать тайны природы. Но хотя без плодов учености человечество бы попросту погибло, существует опасный разрыв между нашей надеждой на науку и нашим пониманием того, что она из себя в действительности представляет. Для многих людей научный метод – это некая туманная концепция, на которую можно проецировать любые предрассудки; к примеру, апологеты религии часто настаивают, что наука зиждется на вере ровно в той же мере, как и их догматы. Субкультуры вроде движения против вакцинации вообще не в состоянии увидеть разницу между случайным сообщением и строгим доказательством. Медийные источники настолько однобоко восприняли постулат о необходимости представлять “обе стороны”, что нередко не отличают эмоционально окрашенные утверждения от надежных доказательств. Политики и законодатели постоянно попадают в затруднительное положение из-за неумения разобраться в тонкостях причин и следствий, что, к великому сожалению, часто приносит нам огромный вред.