Неразлучные - [17]
С блеском сдав свой последний устный экзамен, Андре пошла с Паскалем гулять. Он никогда не приглашал ее к себе, да она бы и не согласилась: матери она говорила, не вдаваясь в подробности, что проводит время с друзьями и со мной, но ни за что не пожелала бы ни скрыть, ни признаться, что провела вечер дома у молодого человека. Они всегда встречались на улице и подолгу гуляли.
Мы увиделись с ней назавтра, на нашем обычном месте, под мертвым взглядом одной из каменных королев[25]. Я купила черешню, крупную черную черешню, как она любила. Через некоторое время Андре сообщила:
— Я рассказала Паскалю нашу историю с Бернаром. — Голос у нее был напряженный.
— Вы раньше ему не рассказывали?
— Нет. Я давно собиралась это сделать. Чувствовала, что должна, но не решалась. — Она помялась. — Боялась, что он плохо обо мне подумает.
— Да что вы!
Я знала Андре уже десять лет, и все-таки она иногда ухитрялась меня ошеломить.
— Мы с Бернаром ничего плохого не делали, — сказала она серьезным тоном, — но мы целовались, и эти поцелуи не были платоническими. Паскаль такой чистый. Я опасалась, что он будет ужасно шокирован. Но он строг только к самому себе, — твердо заключила она.
— Что же могло его шокировать? Вы же были детьми, и вы любили друг друга.
— Согрешить можно в любом возрасте, и любовь не оправдывает все.
— Паскаль наверняка счел вас очень большой янсенисткой! — сказала я.
Для меня оставались загадкой ее терзания, хотя, честно говоря, загадкой оставалось и то, что значили для нее эти детские поцелуи.
— Он понял правильно. Он всегда все понимает. — Она огляделась вокруг. — Надо же, ведь я хотела покончить с собой, когда мама разлучила нас с Бернаром! Я же считала, что буду любить его вечно!
В ее голосе звучал тревожный вопрос.
— Ошибаться в пятнадцать лет — это нормально, — ответила я.
Андре носком туфли чертила линии на песке.
— В каком возрасте мы вправе думать: это навсегда?
Когда она беспокоилась, лицо ее заострялось, казалось почти костлявым.
— Сейчас вы не ошибаетесь.
— Я тоже так думаю. — Она продолжала выводить на песке зыбкие линии. — А другой, тот, кого любишь, — как быть уверенной, что он будет любить тебя всегда?
— Это, видимо, чувствуется, — предположила я.
Она опустила руку в коричневый пакет и молча съела несколько черешен.
— Паскаль сказал мне, что никогда не любил ни одну женщину. — Она подняла на меня глаза. — Нет, он не сказал «я никогда раньше не любил», он сказал «я никогда не любил».
Я улыбнулась:
— Паскаль — человек скрупулезный, взвешивает каждое слово.
— Он просил, чтобы мы завтра пошли причащаться вместе.
Я не ответила. На месте Андре я бы, наверно, ревновала, глядя, как Паскаль причащается: человеческое существо — такая малость в сравнении с Богом. Правда, когда-то я всем сердцем любила и Андре, и Бога.
Отныне мы исходили из того, что она любит Паскаля. Сам он говорил с ней теперь более доверительно, чем раньше. Он рассказал ей, что между шестнадцатью и восемнадцатью годами хотел стать священником, но духовный наставник отговорил, считая, что истинного призвания у него нет, что это лишь влияние сестры, а в семинарии он на самом деле надеялся спрятаться от своей эпохи и страшивших его обязательств взрослого человека. Этот страх еще долго не оставлял его, чем объяснялось и предубеждение против женщин: сейчас он сурово порицал себя за это. «Чистота состоит не в том, чтобы в каждой женщине видеть дьявола», — весело говорил он Андре. До знакомства с ней он делал исключение только для сестры, которую воспринимал как чистый дух, и для меня, потому что я едва осознавала себя женщиной, а потом понял, что женщины в этом своем качестве — божьи создания. «Но Андре на свете только одна!» — воскликнул он так пылко, что она перестала сомневаться в его любви.
— Вы летом будете переписываться? — спросила я.
— Да.
— Как к этому отнесется мадам Галлар?
— Мама никогда не вскрывает мои письма, и к тому же у нее будет много других дел, кроме как следить за моей корреспонденцией.
Приближавшиеся каникулы обещали быть особенно хлопотными из-за помолвки Малу, Андре заранее говорила о них с тоской.
Она спросила:
— Вы приедете, если мама разрешит мне вас пригласить?
— Она не разрешит.
— Не факт. Мина и Лелетта будут в Англии, а близнецы еще слишком малы, чтобы ваше влияние было для них опасно, — засмеялась Андре, потом заговорила серьезно: — Мама теперь доверяет мне. У меня был сложный период, но я в конце концов заслужила ее доверие, она больше не боится, что вы можете меня испортить.
