Нераскрытая самость - [11]

Хотя все эти препятствия затрудняют правильное восприятие человеческой психики, они мало что значат в сравнении с другим примечательным фактом, о котором необходимо упомянуть. Как хорошо известно большинству психиатров, девальвация психики и другие виды сопротивления психологическому просвещению в значительной степени основаны на страхе – паническом страхе перед открытиями, которые могут быть совершены в области бессознательного. Эти страхи свойственны не только людям, которых пугает картина бессознательного, обрисованная Фрейдом; они мучили самого основателя психоанализа, который однажды признался мне, что его сексуальную теорию необходимо превратить в догму, ибо она – единственная защита разума от «черного потока оккультизма». Тем самым Фрейд выразил уверенность в том, что бессознательное таит в себе материал, допускающий «оккультные» толкования. Так оно и есть. Эти «архаические черты», или архетипические формы, основанные на инстинктах и дающие им выражение, обладают нуминозным качеством, которое иногда вызывает страх. Они неистребимы, ибо представляют собой подлинный фундамент психики. Они не поддаются интеллектуальному познанию; стоит уничтожить одно их проявление, как они появляются снова, но уже в измененной форме. Именно этот страх перед бессознательной психикой не только затрудняет самопознание, но и является самым серьезным препятствием на пути к более глубинному пониманию и знанию психологии. Зачастую страх настолько велик, что мы не смеем признаться в нем даже самим себе. Посему к данному вопросу каждый религиозный человек должен подходить со всей возможной серьезностью; в итоге он может получить просветляющий ответ.

Научно ориентированная психология вынуждена действовать абстрагированно; иными словами, она дистанцируется от своего объекта, при этом не теряя его из виду. Вот почему многие открытия лабораторной психологии с практической точки зрения на удивление малоинформативны и неинтересны. Чем больше в поле зрения ученого доминирует индивидуальный объект, тем более практичным, подробным и живым будет извлеченное из него знание. Это означает, что объекты исследования постепенно усложняются и что неопределенность отдельных факторов растет пропорционально их числу, тем самым увеличивая риск ошибки. По понятным причинам академическая психология боится этого риска и предпочитает избегать сложных ситуаций, задавая простые вопросы. Это она может делать абсолютно безнаказанно. Психология пользуется полной свободой в выборе вопросов, которые она желает задать Природе.

Медицинская психология, напротив, находится в гораздо менее завидном положении. Здесь вопросы задает не экспериментатор, а объект. Аналитик имеет дело с фактами, которые он не выбирал и которые, будь его воля, он, вероятно, никогда бы не выбрал. Ключевые вопросы ставит болезнь или пациент – другими словами, Природа экспериментирует с врачом и ждет от него той или иной реакции. Уникальность индивида, равно как и уникальность его проблем взывают к аналитику и требуют ответа. Долг врача заставляет его разбираться в ситуациях, изобилующих факторами неопределенности. В первую очередь он, скорее всего, применит принципы, основанные на общем опыте, но вскоре будет вынужден признать, что они некорректно отражают факты и не соответствуют характеру проблемы. Чем глубже он проникает в суть, тем бесполезнее оказываются общие принципы. Но эти принципы составляют основу объективного знания и его мерило. Чем сильнее становится ощущение «понимания», которое испытывают пациент и врач, тем сильнее субъективируется ситуация. То, что поначалу было преимуществом, грозит превратиться в опасную помеху. Субъективация (то есть перенос и контрперенос) приводит к изоляции от окружающей среды, ограничению социальных взаимодействий. Последнее нежелательно для обеих сторон, но неизбежно возникает в тех случаях, когда понимание начинает превалировать и больше не уравновешивается знанием. Чем глубже понимание, тем больше разрыв между пониманием и знанием. Идеальное понимание в конечном счете привело бы к тому, что каждая сторона бездумно соглашалась бы с опытом другой. Подобное состояние можно охарактеризовать как состояние некритичной пассивности в сочетании с крайней субъективностью и полным отсутствием социальной ответственности. Впрочем, понимание такого уровня в любом случае невозможно, ибо требует фактического отождествления двух разных индивидов. Рано или поздно один из участников взаимодействия начнет ощущать необходимость пожертвовать собственной индивидуальностью с тем, чтобы она могла быть ассимилирована индивидуальностью другого. Это неизбежное следствие несовместимо с пониманием, ибо всякое понимание предполагает сохранение индивидуальности обоих партнеров. Таким образом, желательно доводить понимание только до точки равновесия между пониманием и знанием, поскольку понимание любой ценой разрушительно для обеих сторон.

Подобная проблема возникает всякий раз, когда необходимо познать и понять сложную индивидуальную ситуацию. Обеспечить такое знание и понимание – одна из задач медицинского психолога. Эту задачу мог бы взять на себя «духовный наставник», жаждущий исцелять души, если бы статус не обязывал его в критический момент применять критерий собственных конфессиональных пристрастий. В результате право индивида на существование как таковое ограничивается коллективным предубеждением, причем нередко в самой чувствительной области. Этого не происходит только в одном случае – когда догматический символ, например образцовая жизнь Христа, понимается конкретно и ощущается индивидом как адекватный. Вопрос о том, насколько мы далеки от этого сегодня, я предпочту оставить на усмотрение других. Так или иначе аналитику часто приходится лечить пациентов, для которых конфессиональные ограничения практически ничего не значат. Посему сама профессия вынуждает аналитика придерживаться как можно меньшего количества строгих, заранее сформированных взглядов. Аналогичным образом, рассматривая метафизические (то есть не поддающиеся проверке) убеждения и утверждения, он старается не приписывать им универсальной значимости. Такая осторожность необходима, дабы избежать искажения индивидуальных черт личности пациента произвольным вмешательством извне. Аналитик обязан предоставить это влиянию окружающей среды, внутреннему развитию самого пациента и – в самом широком смысле – судьбе с ее мудрыми (или не столь мудрыми) решениями.